Последний звонок. Том 1

Из сумки у нее на плече послышалось начало мелодии, но Инна Валерьевна тут же сделала сброс. Положила телефон на стол, рядом с кружкой чая. Посмотрела на кружку, на другую, что так и стояла на барной стойке. Усмехнулась:

— Что, чаю попить не успели?

— Завидно? — с неожиданной злостью отозвалась Маша.

Инна Валерьевна вздрогнула, будто ее перезагрузили. Посмотрела себе под ноги и всплеснула руками:

— Ах, господи! Как неудобно. Прошу, пожалуйста, простите. Сегодня… Сегодняшний день — это просто какое-то безумие. Что я тут наговорила? Что я вообще тут делаю? Ох… Вы позволите, пожалуйста, тряпку?

— Ну что вы, не беспокойтесь, я са… А, впрочем, сейчас. — Маша выбежала из кухни в ванную, оставив меня наедине с Инной Валерьевной. Настоящей. Верховным божеством школы номер четыре, внезапно обнаружившим себя в грязи, со свиньями. Посмотреть на меня она не решалась. Выкатившиеся из-под очков слезинки упали на пол, в лужу.

— Вот. — Вернувшись, Маша поставила на пол пластиковое ведро, наполовину полное, и бросила на его край тряпку.

— Да, спасибо, — тихо сказала директриса. — Прошу… Оставьте меня.

Мы оставили. Перешли в комнату Юли. Опустившись на колено, я заглянул под кровать и увидел Брика, задумчиво таращившегося в Юлин телефон. Заметив меня, он сделал рукой нетерпеливый жест, отсылая меня прочь.

Я ушел в соседнюю комнату. Раздвинул занавес из бамбуковых палочек, которые отозвались приятным перестуком. Раньше тут такого не было. Комната тоже изменилась. Диван новый, хотя и ему уже не меньше десятка лет. Старые шкафы исчезли, вместо них — новые, стилизованные под антиквариат и, наверное, дорогие. Покрытые тонким слоем пыли. А вот ковра не стало вовсе, его заменил линолеум.

Подойдя к окну, единственному, что осталось здесь из прошлого, я остановился. Маша присела на край дивана.

— Ты правда уезжать собрался?

— Правда.

— Почему? Случилось что-то?

За окном, во дворике, двое детей качались на качелях. Все быстрее и быстрее, о чем-то весело перекрикиваясь.

— И да, и нет. Просто я здесь больше не могу.

Хотел сказать «мы», но осекся, и тут же об этом пожалел. «Может, тогда вообще меня в кладовке держать будешь?»— вспомнились слова Жанны.

— Везет тебе, — тихо сказала Маша. — Я здесь уже лет десять как «больше не могу».

С ответом я не нашелся. Вспомнились философствования подвыпившего Васи, механика, с которым мы столько лет проработали вместе: «Женщины — это страшная сила. Там, где мужики уходят в запой, в депрессию, в петлю, — они только рогом крепче упираются и прут себе дальше. Всю жизнь. Нахрена— сами порой не знают. Но прут». Вася знал, о чем говорил. В перестроечные годы он, как и многие другие, лишился отца — тот однажды просто исчез.

— А насчет аэрокосмического…

— Нет, — покачал я головой. — Это просто предлог, чтобы войти. Его переименовали в Сибирский государственный университет науки и технологий, я потому и уточнил.

Маша молча опустила голову.

Из ванной донесся шум воды — Инна Валерьевна полоскала тряпку и обмывала ведро.

Глава 23

— До свидания, — услышали мы голос директрисы. Переглянувшись, решили промолчать. Стукнул засов, открылась и закрылась дверь. Мы ждали. Наконец, засов стукнул еще раз — закрылся. А несколько секунд спустя в комнату вошел Брик, одной рукой раскручивая спиннер, а другой держа Юлин телефон.

— Все молодцы, — заявил он.

— Куда нам до тебя, — съязвила Маша. — Все как всегда: чуть чего — под кровать. И что теперь?

Вместо ответа Брик бросил ей телефон. Поймав, Маша тупо уставилась на экран.

— Что это?

— Скрины переписки в «Телеграме». С неким Хароном.

Брик прошелся по комнате, заложив руки за спину, и вдруг, остановившись под люстрой, изрек:

— В доме почему-то совершенно нет книг…

— Ты это собираешься обсуждать? — возмутился я. — То, что сейчас сюда приходило…

— Я вас предупреждал, я вас проинструктировал, и все закончилось лучше не придумаешь, — перебил меня Брик. — С этой ситуацией мы разобрались. А вот книг в доме нет — это плохо.

Подойдя к плоскому телевизору, Брик посмотрел на него с таким выражением, будто бы это он, телевизор, сожрал все книги в доме.

— Это — ее переписка? — В голосе Маши слышалось сомнение.

— Полагаю, — отозвался Брик.

— А что там? — спросил я.

Маша молча продолжала листать снимки, и мне ответил Брик:

— Ежедневные беседы. В районе четырех утра Харон будил ее глубокомысленными разглагольствованиями о смерти, и Юля спросонок пыталась ему что-то в тон отвечать. Постепенно просыпалась и начинала писать более осмысленно. Если, конечно, унизиться до такого допущения, что во всей этой бредятине вообще есть смысл.

— В четыре утра? — Я не выдержал. — Маша, это, по-твоему, нормально?

Маша подняла на меня недоумевающий взгляд:

— А что, я должна была ночи напролет у ее постели сидеть?

«Уж лучше, чем ночи напролет валяться в обнимку с бутылкой!» — едва не сорвались с языка слова.

— Ты… Ты могла хотя бы поинтересоваться! Блин, даже я видел, что она постоянно с красными глазами сидит на уроках.