Вячеслав резко отстранился, а затем развернул ее кресло на сто восемьдесят градусов. Ахнув от неожиданности, Олеся крепче вцепилась в подлокотники и заозиралась. Но почти сразу успокоилась, увидев, что Орлов встал позади, положив ладони на спинку рядом с ее головой. При желании она могла дотронуться до его пальцев щекой, если бы чуть-чуть повернула лицо. Страха больше не осталось, только предвкушение чего-то необычного, смешанное с пьянящим чувством близости.
Внезапно пол дрогнул, и платформа, на которой стояло кресло, стала медленно опускаться. Вначале в шахте исчезли ноги Олеси, затем туловище, а движение не прекращалось. Все ниже и ниже, пока она полностью нырнула вглубь.
Смирнова подняла голову вверх – над ними, постепенно отдаляясь, в противовес темноте шахты зияло светлое окошко. Вот только и оно вскоре закрылось, погрузив пространство во тьму и тишину. Было слышно спокойное дыхание Орлова, ее учащенное, да едва слышный скрип тросов. Звуки говорили Олесе, что она не потерялась в бескрайнем космосе. Легкий холодок сомнения пошел по спине, но был остановлен нежным прикосновением пальцев. Чувствуя ее беспокойство, Вячеслав своевременно прогнал тревогу, не дав той превратиться в панику.
Наконец, движение, раздался звук раздвигающихся дверей. Олесю ослепил яркий после темноты шахты свет, вынуждая зажмуриться. Затем в кабинку ворвалась оглушительная музыка. Последним вместе с порывом ветра просочился внутрь характерный сладковатый запах, тут же шибанувший в голову, похлещи выпитого не так давно вина.
Когда глаза привыкли к освещению, Олеся смогла осмотреться. Оказалось, они с Орловым почти волшебным способом преодолели пространство и появились прямо на «болоте». Блеклый туман стелился по полу, поднимался клубами, скрывая танцующих людей. Лишь изредка в отсветах неоновых огоньков появлялось то одно, то другое полупрозрачное тело. Да иногда под ногами призраков проплывали загадочные тени, чью природу Смирнова так и не могла определить: то ли они являлись частью цветового оформления, то ли были плодами ее бурного воображения. Впрочем, разгоряченные выпивкой и музыкой фигуры, вообще, не обращали ни на что внимания.
А, значит, и ей тоже нет нужды думать об этом.
Олеся сидела в кресле и молчала, лишь с возрастающим интересом глядела на кривляющихся, словно в припадке людей. Вячеслав тоже безмолвствовал, давая ей возможность наблюдать. Казалось, танцующие полностью утратили индивидуальность, став единым, подверженным лишь инстинктам, организмом. Вскоре Смирнова наклонилась вперед, с жадностью впитывая эманации, исходившие от этого существа. Страсть, похоть и пьяный угар штормовым валом обрушивались на нее, погребая под своей толщей. С каждым разом всплывать становилось все сложнее, и в какой-то момент она поняла, что больше не могла, да и не хотела противиться. Олеся безумно жаждала присоединиться к беснующейся толпе.
– Пойдем, – Орлов оказался рядом и протянул руку.
Не раздумывая и секунды, Олеся ухватилась за ладонь и нырнула с головой в водоворот эмоций. Призрачные танцоры посторонились, позволяя новичкам протиснуться в середину, а после вновь сплотили ряды, загораживая их от остального мира.
Олеся отдавала танцу саму себя. Потоки неона ослепляли, выхватывая ее из тумана. Ритм биения сердца совпадал с ритмом музыки. Мелодия проникала в душу, выворачивая наизнанку, вытаскивая на поверхность все то, о чем она даже не имела представления. Сама атмосфера творившейся вакханалии заставляла кровь кипеть, побуждала открыться незнакомым раньше чувствам. И Смирнова без сожаления отдавалась этому новому, позволяя ему властвовать.
Но вот в игру вступила третья сила. Сильная, мощная, могущественная. Она бесцеремонно вклинилась в ритм, подчиняя, заставляя Олесю следовать за ней. Мужские прикосновения, что на протяжении всего времени бережно направляли, поддерживали, вдруг изменились. И это казалось правильным, потому как ее тело тоже жаждало другого: остроты, страсти, огня. Обладания.
Горячие даже сквозь ткань ладони Орлова скомкали блузку, пробираясь к болезненно напрягшимся грудям. Олеся вскрикнула и еще сильнее прижалась спиной к Вячеславу. Он стал твердым, словно каменным. Или мертвым. Но лишь на мгновение. Руки на ее груди дрогнули и продолжили свой путь дальше, ощупывая, поглаживая, вводя в транс.
Брюки сдались без боя, разрешая ему проникнуть в трусики, достигнуть самого чувствительного места. Смирнова задохнулась от пронзившего ее удовольствия, но и Орлов не остался равнодушным. Его срывающееся дыхание обжигало макушку, возбужденная плоть упиралась в поясницу, вот только Вячеслав не спешил расчехлять свое главное оружие, довольствуясь пальцами. Но и их было достаточно, чтобы унести Олесю в царство блаженства. Она извивалась змеей, царапала ногтями, держащие ее руки, выла в голос, словно умалишённая. Потому что и вправду была такой: безрассудной, забывшей обо всем, перешагнувшей за грань.