Последним ударом сердца (СИ)

За преградой страсти только накалились. Так и не выпустив из ладоней черные пряди, Дмитрий жадно целовал Орлову. Она отвечала ему с не меньшим пылом, присосавшись, будто пиявка.

Олеся, что было силы, зажмурилась, не в состоянии смотреть.

– Откройте глаза, – незамедлительно последовал приказ Вячеслава. – Я не позволял вам закрыть их.

Веки тут же поднялись.

Смирнова ахнула и отпрянула – темное нечто врезалось в стену с той стороны.

– Это блузка, – лениво протянул монстр. – Хватит дергаться.

Объяснение запоздало, Смирнова уже и сама догадалась, чем зашвырнул в преграду Дмитрий. Он методично избавлял любовницу от одежды, разбрасывая оную куда попало. Дана не отставала, разрывая тряпки прямо на нем. Вскоре они удовлетворили жажду разрушения, явившись перед невольными свидетелями, в чем мать родила. Муж окинул идеальное тело Орловой плотоядным взглядом и принялся его обследовать.

– Прошу, закрой занавес, – прошептала Олеся. – Я не могу смотреть. Я не хочу больше ничего знать!

– Больно, – Вячеслав встал за спиной. – Вот тут горит огнем? Да?

Он положил ладонь ей на грудь и зашептал на ухо:

– Боль такая сильная, что мешает дышать. И ты задыхаешься, безумно хочешь отвести взгляд, но не можешь. Вместо этого с каким-то извращенным наслаждением смотришь, как он ласкает другую.

Орлов замолчал, давая ей время сравнить, понять, прочувствовать. А потом едва слышно, будто бы только для себя, добавил:

– Смотришь, как она отдается другому и умираешь…, каждый раз, словно в первый.

– Пожалуйста…, – еле слышно попросила Олеся.

Во рту было сухо, слова просто-напросто застревали в горле.

– Пожалуйста, закрой занавес.

– Нет, – мягко, но твердо ответил мучитель. – Только после того как расскажу тебе сказку.

– Сказку?! – всхлипнула Смирнова. – Я ничего не хочу знать.

– Хочешь, – Орлов улыбнулся, усы защекотали ее щеку. – Ты сама уже несколько раз спрашивала, почему я выбрал тебя. Неужели неинтересно?

Олеся молчала, глотая слезы. Больше всего на свете желая уйти из жизни прямо сейчас.

– Я прав, ты хочешь знать. Ты всегда была любопытной.

Вячеслав нежно поцеловал ее за ушком.

– Будь умницей и слушай.

Слушай. Слушай! Слушай!!! Слушай…

Как будто есть выбор. Нет, и никогда не было. Ничье согласие монстру не нужно. Он давным-давно все решил за нее.

Она выслушает, деваться некуда. Еще бы ослепнуть вмиг и не видеть ни его, ни сплетенные в объятьях тела.

Олеся шмыгнула носом.

А если четко до мелочей представить, что потеряла зрение, вдруг организм поверит и выключит ненужный физиологический процесс. Тогда будет легче.

– Не вижу, не вижу, не вижу, – беззвучно зашевелились губы. – Темнота наступает, она поглощает меня, застилает взор. Я не вижу, не вижу ничего…

Вот только глаза не хотели слепнуть. Наоборот, зрение будто бы улучшилось. Смирнова, сама того не желая, сосредоточенно смотрела на парочку, запечатлевая в памяти каждое действие Дмитрия.

Вот он грубо сминает пышную грудь Орловой. Бесцеремонно, словно торговка на рынке взвешивает в ладонях. Склонившись, утыкается в нее лицом, а потом дерзко кусает возбужденный темный сосок. Девка хохочет, запрокидывая голову вверх. Выпячивает вперед богатство, демонстрируя, позволяя Дмитрию играть.

Гадко. Больно.

– Жил-был в одном городе маленький мальчик.

Вячеслава заговорил неожиданно. Олеся вздрогнула и отвлеклась от происходящего за преградой.

– До поры до времени он считал себя обыкновенным, точно таким же, как его одноклассники и друзья со двора. Да он и был таковым, пока не стали просыпаться гены умершего отца, меняя его до неузнаваемости.

Орлов так и продолжал стоять за ней. Близко-близко, что наклонись Смирнова назад, обязательно оперлась об него спиной. Но она сама себе напоминала натянутую звенящую стрелу, что сдвинься на сантиметр, упала б без дыханья.

– Если бы его отец был рядом, он рассказал ему, объяснил, что происходящее – нормально. Увез, спрятал от людей, чтобы сын смог благополучно пережить малоприятный период «куколки» и вернуться человеком. Ведь у полукровки есть возможность остаться прежним. Нужно лишь не пустить в душу зло.

В голосе Вячеслава промелькнула едва заметная горечь, но Олеся решила, что ей показалось.

– Однако отец умер, поддавшись ложным идеалам, а мать ничего не знала, он так и не рассказал ей о том, кем являлся. Поэтому помочь не могла.

Аластор замолчал. В комнате опять стало тихо. Смирнова слышала лишь дыхание. Спокойное Орлова и свое – учащенное, рваное. Взгляд тут же вернулся к мужу. Его руки переместились на женские бедра. Сжали ягодицы, оставляя на коже алые отметины. Но партнерше, казалось, лишь это и было нужно.