Последним ударом сердца

— Мне жаль, — голос собеседника выражал сочувствие, но был тверд. — Ошибки нет. Сегодня днем засвидетельствована смерть гражданки Смирновой Галины Кирилловны. Дата рождения по паспорту — пятнадцатое мая тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Я правильно указал данные?

В голове у Олеси крутились даты, но она никак не могла выловить нужную. Доказать Рогозину, что его заявление ошибочно. Наконец, когда пауза слишком затянулась, Смирнова вспомнила. Вот только вместо того, чтобы выдать совершенно другой набор цифр, память услужливо подбросила тот самый, что произнес собеседник: 15.05.1985.

Перед глазами запестрили картины прошлого.

Вот они все вместе празднуют пятилетие Галки. Подруга в костюме принцессы важно задувает свечи, а потом по слогам читает открытку, которую, старательно выводя буквы, подписывал самый старший из них Димка.

А вот первый юбилей — десять лет. Школьная дискотека для старшеклассников, куда они пробрались без спроса и вскоре были изгнаны во двор. Впрочем, все равно остались довольны вылазкой, потому что смогли. Весело хохотавшая Галинка, с размазанной по щекам помадой, бежала впереди, размахивая материной сумочкой.

Вот пятнадцатилетие: квартира Смирновых, початая бутылка вина, выкраденная из буфета родителей парней. Голова кругом от первого бокала и робкий поцелуй с Димкой. Неожиданный приход предков с работы и крайне неприятный выговор от трех пар разгневанных взрослых. И она, Галя, с вызовом отвечающая на недовольство родни.

Двадцать лет — клуб, рев колонок, коктейли, танцы, безумство и секс в машинах, стоящих рядом. А через три недели мелькнувшие разочарование на лице подруги, у которой повторный тест на беременность показал только одну полоску.

А вот и тридцатилетие: ресторан, коллеги четы Смирновых — младших, приятная музыка, шикарные блюда, пожелания и тосты. И Галина, словно королева, с вежливой улыбкой принимающая поздравления…

Сцены сменялись одна, за другой, но неизменной оставалась дата на календаре — пятнадцатое мая.

— Да, — с трудом отогнав видения, смогла проговорить Олеся. — Да… все верно.

На том конце тяжело вздохнули.

— Олеся Александровна, я понимаю, что сейчас не до этого, но все-таки задам вопрос: когда вам будет удобно забрать вещи вашей родственницы?

Какие вещи?

— Олеся Александровна, вы слышите меня?

— Да, слышу.

— Я рад. Так, когда вы сможете забрать вещи.

— Когда? — Олеся машинально облизнула губы.

Соленые.

— Сегодня… да. Я подъеду к вам через час. Назовите адрес.

В трубке вновь глубоко вздохнули.

— Олеся Александровна, сейчас к нам ехать не нужно.

— Как не надо? Вы же сами меня просите об этом.

— Скоро ночь, ответственный служащий уже давно дома.

— Ночь? — Смирнова перевела взгляд на стену, где висели часы.

Вот только цифры на круглой тарелке циферблата размазывались, а стрелки сливались в одну линию. Наверное, испортились? Нужно сказать Любочке, чтобы свозила их к часовщику.

— Совершенно правильно, Олеся Александровна, — Рогозин разговаривал с ней, будто с маленькой. — Сейчас двадцать два часа пять минут. Меньше чем через два часа полночь.

— Я вас понимаю, — пробормотала Смирнова, хотя на самом деле с трудом осознавала, чего от нее хотел этот странный человек.

— Давайте договоримся следующим образом…

— Давайте договоримся, — как попугай повторила Олеся.

— Завтра в десять часов утра я буду ждать вас у проходной, — как ни в чем не бывало, продолжил мужчина. — Охрана будет предупреждена, и меня вызовут незамедлительно. Но если вдруг возникнут трудности, мой номер телефона должен высветиться у вас. Звоните, не стесняйтесь.

— Да, да, — плохо соображая, что говорила, соглашалась Смирнова. — Звонить, не стесняться.

— А сейчас, Олеся Александровна, будьте добры возьмите ручку и листок бумаги.

Руки потянулись за требуемым. Одна схватила мятый лист, который не так давно сжимала, другая — сцапала первую попавшуюся ручку.

— Пишите.

Смирнова прилежно нацарапала продиктованный адрес.

— Отлично, — обрадованно подытожил Рогозин. — На этом, я вынужден откланяться. Встретимся завтра. До свидания.

— До свидания, — пробубнила Олеся, убирая трубку от уха.

Вдруг у нее в голове что-то щелкнуло, заставляя судорожно вернуть телефон обратно и срываясь на крик, просить невидимого собеседника.

— Подождите, Константин Викторович, не бросайте трубку!

— Я вас слушаю, — подтвердил усталый голос.

— Простите, но я так и не поняла, что с Галиной? Где она сама? Почему вы просите забрать ее вещи?

В трубке замолчали.

Когда Смирнова готова была повторить свой вопрос, Рогозин соизволил ответить:

— Олеся Александровна, ваша родственница умерла, тело увезли в морг. Завтра я отдам вам ее вещи из-за того, что она не сможет сама их забрать. Она больше ничего не сможет сделать. Вы меня понимаете?

Смирнова молчала. Просто потому, что не могла произнести и звука. Горло сжал спазм.

— Прошу прощения, Олеся Александровна, но сейчас вам лучше всего лечь спать. До свидания.

В телефоне послышались гудки, Рогозин отключился.

Пальцы сами собой разжались, и трубка рухнула на пол. Олеся присела на корточки, чтобы подобрать упавшее, но замерла с вытянутой рукой.