Воодушевившись от этой мысли, Олеся выпила-таки теплое молоко и улеглась спать. Как она и надеялась, проспала без сновидений всю ночь. Только закрыла глаза и отрубилась, будто бы ухнула в темноту. А утром, как ни в чем не бывало, проснулась раньше будильника, и что немаловажно, отлично отдохнувшей. Вот что значило лечь с хорошими мыслями и планами, а не думать перед сном о всяких ужасах.
Олеся вдоволь потянулась и лишь тогда открыла глаза. Встав, она подошла к окну, раздернула занавески, распахнула настежь створки и с наслаждением вдохнула прохладный воздух. Такой свежий, вкусный, пахнущий дождем.
Видимо, под утро прошла гроза, омыв пыльные улицы живительной волной, напитав поникшую зелень влагой. Смирнова улыбнулась озорным лучам, так и норовившим залезть в нос, и с жалостью закрыла окно. Хотелось подольше полюбоваться чистым городом, но время не стояло на месте.
Проведя водные процедуры, она с аппетитом позавтракала и принялась одеваться. Джинсы, футболка с принтом, носки, кроссовки, ветровка, за плечи рюкзачок, в который чуть раньше было высыпано содержимое рабочей сумки. Телефон в карман, а такси можно вызвать и возле подъезда. Сидеть дома в такое утро казалось кощунством. Но как говорится, человек предполагает, Бог располагает. Только она протянула руку к двери, как та раскрылась. В проеме показался Дмитрий.
От неожиданности Олеся со свистом выдохнула. Сглотнула ком и осторожно отступила. Муж выглядел странно: лохматый, небритый, с темными кругами под воспаленными красными глазами. Одежда мятая и грязная, в некоторых местах даже рваная. Если бы от него несло алкоголем, Олеся предположила, что благоверный, напившись, провел ночь под кустом. С Димкой подобного никогда не случалось, но сосед с первого этажа, любивший злоупотреблять, нередко заходил в подъезд в таком виде. Так что ей было с чем сравнивать. Вот только подозрительного запаха не чувствовалось.
Супруг молча перешагнул порог и закрыл за собой дверь. Внимательно оглядел замершую Олесю и, выдавив кривую улыбку, хрипло произнес:
— Родная, нам нужно поговорить. Прямо сейчас.
Смирнова хотела было выкрикнуть, что она никакая ему уже не родная и пусть он катится туда, откуда пришел, но сдержалась. И вместо этого глухо сказала:
— Ты получил вчера мое сообщение?
Димка явственно передернулся и потупил глаза, но потом резко вздернул подборок.
— Да, получил. Спасибо, что сказала.
— Не стоит благодарностей. Это наша общая обязанность.
— Конечно. Ты права.
На этом разговор, казалось, исчерпал сам себя. Олеся закусила губу, не зная, что еще сказать, муж тоже не отличался неисчерпаемым запасом слов. Они просто стояли друг против друга и молчали.
Наконец, когда без дела подпирать стену стало бессмысленно, Смирнова ожила и попыталась обойти супруга, но была остановлена его подрагивающей ладонью.
— Лесь я…, — Димка на миг замялся, подбирая слова. — Я… Мне… Мне жаль. Правда.
Олеся аккуратно отцепила его пальцы от рукава ветровки и посмотрела ему в глаза.
— Ничего. Я понимаю. Это твое право и твой выбор. Не стоит передо мной извиняться.
Какие горькие слова, словно пропитанные полынью. Но она должна сказать их, потому что по-другому просто нельзя. Нужно освободить его, и самой жить дальше.
— А сейчас я должна идти, — Олеся опустила глаза в пол, чувствуя, как они наполнялись слезами. — Мне нужно забрать Галины вещи. Не задерживай меня, пожалуйста. Я опаздываю.
— Посмотри на меня, — в голосе мужа прозвучал приказ.
С трудом заставив себя не подчиниться, она так и продолжала глядеть вниз.
— Прошу, посмотри на меня.
Дмитрий уже не требовал, просил, но все равно Олеся не хотела, чтобы он увидел ее боль. Вот только муж, как всегда, решил все сам. Пальцы прикоснулись к подбородку, вынуждая поднять лицо. Предательская капля сорвалась с ресниц и устремилась вниз по щеке.
— Доволен? Увидел? — прошептала Олеся, едва сдерживая рыдания. — Теперь отпусти. Дай я уйду.
Но вместо того чтобы освободить ее, Дмитрий поднял вторую руку и прочертил пальцем дорожку, оставленную слезинкой.
— Я не хочу отпускать тебя.
Олеся в изнеможении закрыла глаза.
— Это решать не тебе.
Чем дольше она находилась возле него, тем больнее было. Будто само присутствие Димки рядом отравляло воздух, превращало ее в жалкое страдающее существо. А он, не понимая, продолжал мучить. Держал крепко и не отпускал.
— Прошу, дай я уйду.
Вместо этого муж притянул ее ближе и крепко прижал к себе. Олеся глубоко вздохнула — Димка пах потом. Резковато и горько, словно он сам пропитался терзающим ее горем. И столько родного было в этом запахе, что она не вытерпела и заплакала. Тихонько заскулила и уже не сдерживаясь, прижалась лицом к его широкой груди, выплескивая разочарование и боль, что скопилось в душе за столь короткий срок.
Муж не мешал, лишь гладил по спине и что-то едва слышно шептал. Но что, Олеся так и не могла понять, да и не хотела. Зачем знать, если он рядом. Такой родной, теплый, сильный. Он близко. Даже если всего лишь на несколько минут.