Последствия неустранимы. Жестокое счастье

— Приезжих гостей в этом году нет? — задал пробный вопрос участковый.

— Нет, Сергей Акимович, пока нет.

— Скучно вдвоем?

— Скучно! И не вдвоем — одна целыми днями…

— Никто не обещает приехать?

— Прошлогодний гость обещается, но пока нет.

— Это кто?

— Нашего Хачика друг-товарищ из Сибири. Погреться хочет на солнце.

— Хачик опять там?

— Опять там, опять там. Большие деньги зарабатывает. Говорю, зачем тебе деньги? Работай в Николаевке. Не слушает. Каждую весну улетает в Сибирь.

— Гость один обещается?

— Прошлое лето с женщиной приезжал. В этом году не знаю, с кем приедет.

— Хороший человек?

— Очень хороший, очень. — Старуха многозначительно подняла указательный палец. — Большой начальник!.. Красивый мужчина, с женщиной ласковый был, нас с Геворком, как родных, уважал.

— Женщина кто, жена?

— Не знаю, Сергей Акимович, не знаю. Если жена, то первый год живут. На втором году мужья так уже не радуются женам, как Саша радовался.

— Сашей его зовут?

— Сашей, Сашей… Александром Васильевичем…

— А женщину?..

— Женщину… Любушкой называл. Красивая молодая женщина, веселая.

— Богато гости жили?

— Богато! В Симферополь, в Ялту, в Евпаторию на такси катались. Рассказывали, в театры там ходили, в дорогих ресторанах кушали. А почему не кушать? У большого начальника — большие деньги…

Хлопнула калитка. В ограду вошел седой, похожий на состарившегося борца мужчина в светлом костюме с тремя рядами орденских колодочек на пиджаке. Он подошел к беседке и угрожающе нахмурился:

— Кто моей Сильвии сердце разбивает?.. Ты, участковый? Думаешь, дорогой, если на десять лет моложе старого Геворка, то Сильвия тебя полюбит?.. — И захохотал, протянул участковому крепкую смуглую руку. — Здравствуй, дорогой Сергей Акимович! Почему так долго не приходил проведывать стариков? Зазнался?..

— Здравствуй, Геворк Тигранович, — отвечая на рукопожатие, сказал участковый. — Ты все такой же. Годы тебя не старят.

Алексанян сел рядом с Пороховым. Повернулся к жене, подмигнул:

— Надо угощать гостя, а?..

— Надо, надо, — согласилась та и засеменила из беседки к дому.

Участковый вздохнул:

— Как жизнь, Геворк Тигранович?

— Говорят, как зебра, Сергей Акимович, бело-черными полосками. Последний сезон в пансионате дорабатываю. Ухожу на отдых. Устал, понимаешь, заведовать хозяйством. Одно надо, другое надо, третье надо! Бросаю все. За садом начну ухаживать, фрукты на рынок понесу.

— Не усидишь ведь в саду.

— Усижу, дорогой! — Алексанян сверкнул в улыбке белыми зубами. — Говори прямо, Сергей Акимович, по делу пришел или захотелось душевно поговорить со стариками, стакан домашнего вина выпить?

Порохов носовым платком промокнул лоб:

— Мимо проходил… Вижу, Сильвия Оганесовна сливы собирает. Передохнуть присел. О прошлогоднем госте разговорились…

— О госте? О каком госте?

— Об Александре Васильевиче Головчанском.

— Э-э-э! Хороший человек, веселый! Скоро опять приедет.

— Слышал, он уже у тебя…

— Где такой слух поймал?

— Да, говорят, телеграмму он из Николаевки жене отбил, что долетел сюда благополучно.

Алексанян поднес к губам палец:

— По секрету: телеграмму я отправил… Понимаешь, Саша меня попросил, письмо прислал. В том письме была вложена готовая телеграмма…

Участковый опять приложил платок ко лбу. Равнодушно сказал:

— Обманываешь, Геворк Тигранович.

— Сергей Акимович! — воскликнул Алексанян. — Зачем порядочному человеку обманывать старого друга?.. Я принесу тебе конверт с письмом!

— Неси.

Алексанян поднялся со скамейки, вышел из беседки и скоро вернулся с распечатанным почтовым конвертом. Подавая его участковому, обиженно сказал:

— Читай, если на слово не веришь…

Участковый вздохнул, неторопливо вытащил из конверта небольшой исписанный листок.

«Родной Геворк Тигранович! Путевку в пансионат раздобыл, но приеду на недельку позднее. К этому письму прилагаю написанную телеграмму. Отнеси, пожалуйста, ее в Николаевке на почту вечером 1 сентября, в субботу. Не спутай число и время — вечером! Это надо сделать, чтобы не беспокоились домашние, так как мне обязательно надо на несколько дней вместо Крыма заглянуть в другое место. Будь другом, выполни мою просьбу, не подведи. В долгу не останусь. Приеду опять с Лапушкой. Она тоже низко кланяется вам с Сильвией Оганесовной».

Письмо было подписано размашистым длинным росчерком, начинавшимся буквами «Гол…».

Порохов пристально оглядел листок со всех сторон, словно хотел обнаружить на нем что-то тайное. Посмотрев на Алексаняна, спросил:

— «Лапушка» кто?

— Жена.

— Какая она из себя?

— Приезжала светлая, уехала загоревшая.

— Волосы, глаза какие?