Последствия неустранимы. Жестокое счастье

— Красивые волосы, белые. Глаза?.. Глаза, дорогой, не рассмотрел. Вечерами встречались, после работы. Гости, понимаешь, во времянке жили. — Алексанян показал на летнюю пристройку. — Хорошо жили. Саша говорил, что это жена. Зачем мне глаза ее было рассматривать?

— Гусар он, твой гость, — нахмуренно проговорил участковый. — Когда с женами отдыхать едут, домой «успокоительных» телеграмм не отбивают. Как «Лапушку» зовут?

— Лапушкой.

— Нет у русских такого имени. Может, Любушкой?..

Алексанян тряхнул седыми кудрями:

— Лапушкой Саша ее называл, больше никак. А Любушкой моя Сильвия называла…

— Как ты с ним познакомился, Геворк Тигранович?

— Хачик, когда весной улетал в Сибирь, сказал, что его начальник летом приедет. Пожалуйста! Знаешь армянский обычай — встречай гостя как родного… — Алексанян придвинулся к участковому, понизил голос: — Плохое случилось, Сергей Акимович? Не скрывай от старого друга.

— Ищут твоего друга. Пропал он.

— Что ты, дорогой, говори-и-ишь? — тревожно округлив глаза, шепотом протянул Алексанян. — Куда пропал? Когда?..

— В том и вопрос. Хачик давно его знает?

— Три лета у Александра Васильевича работает. Рассказывал, очень хороший начальник, душевный. Ох, Хачик, мудрец Хачик… Думаешь, мой сын с плохим человеком подружился?..

— Человек сам по себе может быть и неплохим — гусарство к добру не приводит.

— Что теперь делать?

— Позовем понятых. — Участковый вложил письмо в конверт. — Оформим вот это протоколом, и я заберу. После официально запишем твои показания.

— От своих слов, Сергей Акимович, не откажусь. Зачем звать понятых? Зачем писать протокол?

— Порядок такой, Геворк Тигранович…

16. На мертвой точке

Каждое уголовное дело имеет свои особенности. Вместе с тем в преимущественном большинстве преступлений есть что-то общее, позволяющее работникам следствия оттолкнуться от сходных точек и, сравнивая аналогии, уверенно выходить на след преступника. Смерть Головчанского была затянута такой плотной завесой, что многодневные усилия розыска почти ни к чему не приводили. В том, что это не самоубийство, а именно преступление, Антон Бирюков не сомневался. Сложился у Антона и определенный круг подозреваемых. Однако, как показывали факты, Головчанский настолько запутался в любовных похождениях и служебных махинациях, что трудно было сделать вывод, кому Александр Васильевич насолил больше всего.

Именно об этом и шел в кабинете начальника райотдела разговор между подполковником Гладышевым и Антоном Бирюковым. Наибольшие подозрения падали на Олега и Надю Тумановых, отношения которых с Головчанским переплелись так крепко, что мотивов для сведения счетов у них было предостаточно. Настораживало в такой версии лишь одно: почему Тумановы это сделали на своей даче?..

— Может, как раз в том и заключается их «козырь»? — спросил подполковник.

— Нет, Николай Сергеевич, — ответил Бирюков. — На такую рискованную «игру» могли отважиться авантюристы по складу характера. Ни Олег, ни Надя на авантюристов не похожи. Да и не вижу я, в таком случае, необходимости для Нади признаваться, что отец ожидаемого ею ребенка — Головчанский. Ведь со смертью Александра Васильевича все концы обрубались… Олег, по-моему, тоже не способен на месть.

— А не мог он, допустим, угрозой заставить жену расправиться со своим соперником?..

Бирюков побарабанил пальцами по столу:

— В этом случае вообще нет необходимости для Нади признаваться в проступке. Наоборот, она должна скрывать измену самым тщательным образом.

— Д-да… — Подполковник задумался. — Как, на твой взгляд, Софья Георгиевна Головчанская?

— Женщина нервная и во многом загадочная. Сильно ревновала мужа, но в беседе со мною старалась это скрыть. О Тумановых отозвалась прекрасно, а через несколько дней стала их обвинять…

— Может, кто-то надоумил. Или, скажем, из распространившихся по райцентру сплетен услышала…

— Сплетен действительно много, — согласился Антон. — У меня такое впечатление, будто умышленно их раздувают. Порою думаю, не сама ли Софья Георгиевна это делает?..

— В ее оправдание что можешь сказать?

— Потерять мужа для Софьи Георгиевны означало потерять беспечную жизнь. Расчет на то, как она заявила по телефону Огнянниковой, что «с таким богатством не пропадет», — штука сомнительная…

— Ревность, знаешь, не считается ни с какими доводами рассудка.

— В состоянии аффекта, Николай Сергеевич, некоторые ревнивые люди способны наделать больших бед. Однако в данном случае не аффектом пахнет. Здесь, похоже, спланированное преступление, потому и концы к его разгадке так трудно найти.

— Спланировать могли только Тумановы.

Бирюков не успел ответить. Внезапно появившийся возбужденный Слава Голубев прямо от порога выпалил:

— Головчанского отравила женщина!

— Волга впадает в Каспийское море, — улыбнулся Антон.

Подполковник тоже не сдержал улыбки:

— Так и перепугать можно. Докладывай без паники, спокойно…