Последыш

Его язык лизнул меня прямо там, снизу доверху. Это было как ожог, как раскаленное пламя, скользившее по плоти. И снова лизнул. У Старшего Ура оказался широкий шершавый язык, который заставил меня онеметь. Пальцы приоткрывали меня так, чтобы язык доставал везде. Он был горячий и мокрый. Пробежался снизу вверх, тщательно облизал каждую складочку, прикоснулся к клитору. Мои ягодицы горели, пока я сидела на диване и елозила голой попой, непривычной к грубой ткани обивки. А тут — кожа на ягодицах горит от раздражения, а между ними — от наслаждения. Это надо попробовать, чтобы понять. Я не знала, что бывает так круто. Сама баловалась, конечно, водой в душе, но с настоящим языком даже рядом не стояло. Подружки рассказывали, что куни очень приятная штука, но редко кто делает, а Старший Ур присосался так, будто дышал мною. Мол и Младший меня уже отпустили и сидели рядом с таким видом, будто ничего не делали, а я уже не могла закричать, потому что он лизал меня и мне это настолько нравилось, что глаза закатывались.

Старший под столом приподнял мои ноги, положил себе на плечи и снова присосался к моей промежности.

В это время кончился ролик Кайи и художник, хитро улыбаясь, взглянул на меня.

— Все в порядке?

Я стиснула зубы и кивнула. А что я могла сказать? Что меня прямо сейчас под столом трахает языком Лясинский? Художник не поверит, что я тут ни при чем и точно бросит. Он же считает меня чистой, трепетной девочкой, которая, может, и не умеет ждать, но никогда не изменит, а я вместо этого сижу без белья в двух метрах от него, расставив ноги и во мне словно ток скачет от языка другого парня. И мне это дико нравится.

Старший втянул мой клитор в рот и я не сдержалась и выдохнула, почти застонав и сжимая край скатерти руками. Пришлось низко опустить голову, чтобы художник меня не запалил.

Мои ноги впились пятками в бока Старшего Ура, мне казалось, я сжала бедрами его голову так крепко, что он не сможет вдохнуть, но он в ответ сжимал мои горящие ягодицы и лизал меня еще сильней.

— Включу музыку! — вдруг крикнул Младший, хватаясь за пульт. Вместе с первыми сокрушительными аккордами я закричала от оргазма — первого в моей жизни, полученного от мужчины.

— Сделай тише! — заорал художник, закрывая уши и морщась.

— Извини, скорость соскочила, — миролюбиво ответил Младший, постепенно делая тише. В моем теле прошли последние искры тока, слабость превратила меня в безвольную куклу, во мне словно кости растворились, я обмякла и опустилась на спинку дивана, а Старший все лизал меня там и никак не останавливался. Мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

Потом, через пару минут, он оторвался и поставил мои ноги на пол. И вроде должно было попустить, но мне снова захотелось такого — мужского щедрого языка на моем клиторе.

— Еще по одной? — спросил в это время Кайя художника. У Кайи, оказывается, самые широкие плечи из всей четверки. А раньше я внимания не обращала.

— Что-то я и так набрался, — голова того покачнулась и я поняла, что мой принц практически пьян. Тогда ясно, почему мои странные телодвижения и осоловевшие глаза его не удивляют.

— Еще по одной и я покажу тебе клип той брюнетки из бара, — наклонившись, прошептал Кайя. Художник хмыкнул и согласился.

Младший УР вдруг встал, а Мол толкнул меня в плечо и я сползла по спинке и улеглась головой на валик дивана. Теперь я видела художника из-за края стола, а он видел только мою голову и не видел, как я судорожно пытаюсь прикрыть юбкой голую попу, по которой только что шарахнул Мол, так, что на раздраженной коже остался отпечаток пятерни, а заодно и все остальное. Между ног было так мокро, что удивительно, почему не хлюпало.

— Что с тобой? — воскликнул художник, но с места не встал.

— Ей нехорошо, — рядом оказался Старший и покачал головой. — Ничего, пройдет. Пусть отдохнет немного, потом вернется к нам. Олеська, пошли в спальню провожу. Младший с ней немного посидит.

Я разлепила губы, но не успела ничего ответить.

— Как это она останется одна с младшим? — нахмурился художник. Я затрепетала — он обо мне волнуется.

— А что? Вот эта дверь будет открыта, видишь, край кровати? На ней пусть отдохнет, на твоих глазах.

— Тут, недалеко? Ну, ладно тогда.

Кайя быстро протянул художнику стопку, которую тот нетвердо обхватил. — Только, чтобы я ее видел.

— Конечно, конечно, не сомневайся.

Мол и Младший тем временем подхватили меня на руки и потащили в соседнюю комнату. Посреди нее стояла большая кровать. Они положили меня на нее, пока я пыталась поправить юбку и прикрыть ею голые места, и выключили свет. Сил встать не было, кости были как желе. Я повернула голову на подушке — и правда, я видела в дверном проеме сидящего в кресле художника, а он, судя по всему, только мою голову и видел.

— Отдыхай! — он пьяно отсалютовал мне стопкой. Сидящий рядом с ним Кайя с горящими глазами отсалютовал второй, почти пустой. Оба выпили.