Послеполуденная Изабель

Когда все рассыпается, сердцевина не держит. Жизнь может создавать абсолютную видимость относительной стабильности. Спокойной уверенности. Легкого плавания и всего прочего. А потом где-то возникает серьезный перекос и обнаруживается, что облицовка-то хрупкая, как яичная скорлупа, и все рушится на глазах, так что становится ясно: в жизни нет никакой определенности. Только отчаянная музыка случайности.

Две тысячи первый год вступил в Париж легкой снежной пылью. Итан вернулся в Нью-Йорк двумя днями раньше, а до этого провел со мной Рождество. Он впервые совершал перелет в одиночку, хотя я договорился с «Эйр Франс», что его будет сопровождать на борту и после посадки кто-то из их персонала. Итану было уже двенадцать, и он сообщил мне, что хочет отправиться в самостоятельное трансатлантическое путешествие. Я спросил совета у Клары и Джессики. Они обе чувствовали, что он вполне готов. И его мать по электронной почте тоже не выразила никаких возражений. Я встретил его в аэропорту Шарль де Голль 22 декабря, а провожал обратно восемь дней спустя, наблюдая, как сотрудник авиакомпании (проинформированный о глухоте Итана) надевает ему на шею специальную сумочку с сопроводительными документами и надписью «несовершеннолетний без сопровождения» после того, как проверили его ручную кладь. Затем мы все проследовали к пропускному пункту проверки безопасности. Итан крепко сжимал мою руку.

– Две недели? – бегло жестикулируя, спросил он.

Этот язык стал таким привычным для него. Равно как и чтение по губам. Но, несмотря на множество медицинских консультаций и хирургическое вмешательство три года назад, когда ЛОР-хирург предположил небольшую вероятность того, что имплантация новомодного слухового аппарата в канал внутреннего уха может позволить ему различать звуки (процедура оказалась на редкость неудачной), не оставалось никакой надежды на то, что у Итана появится шанс окунуться в мир звуков. После операции мне пришлось объяснить сыну, что процедура не дала того результата, на который все мы надеялись; что его положение никогда не изменится; но тем не менее он блестяще справляется и будет и дальше жить замечательной жизнью.

– Но я закрыт от многого, – написал он мне позже по электронной почте. – Никакой музыки. Ни слов, ни звуков в фильме, ни от тебя, ни от мамы, ни от всех остальных. И все говорят мне, какой я смелый и удивительный, но я так одинок во всем этом. И я знаю, что мне будет еще более одиноко, когда я стану старше.

– Я всегда буду с тобой.

– Не всегда.

– Ну, во всяком случае, еще очень долго.

– Мама говорит, что все в мире хрупко.

– У мамы мрачный взгляд на вещи.

– Вот почему она так счастлива быть католичкой.

Я поймал себя на том, что смеюсь и одновременно восхищаюсь тем, как хорошо мой сын разбирается в нюансах характеров самых близких ему людей. Точно так же на Рождество Изабель настояла на том, чтобы сводить его на «Щелкунчика» в театр на Елисейских полях, и, когда Итан попросил меня узнать у нее, как он поймет балет без музыки, Изабель заговорила с ним по-английски:

– Я постараюсь отбивать ритм Чайковского по твоей руке, когда мы будем смотреть.

Так она и сделала. Когда она привела его в мою квартиру поздно вечером – Изабель решила, что на балет они пойдут вдвоем с Итаном, – мой сын сказал мне:

– Я прекрасно следил за музыкой благодаря Изабель.

Эмили провела сочельник и Рождество со своими родителями в Нормандии. Ей дважды отказывали в приеме на работу в дипломатический корпус. После окончания Science Po у нее завязались отношения с начинающим писателем по имени Эрик де Сен-Бри, и она была без ума от него. Депрессивная уязвимость Эмили много раз давала о себе знать, и Эрик оказался не тем бриллиантом, за который она его принимала. По настоянию матери и психотерапевта она наконец-то порвала с этим бродягой за несколько дней до Рождества – после того, как на рождественской вечеринке он обрушился на нее в припадке ярости, подогретой алкоголем и кокаином, осыпал ее самыми грязными оскорблениями и даже пытался ударить. К счастью, за нее вступились, Эмили прибежала в родительскую квартиру, разбудила Изабель и Шарля и несколько дней отсиживалась у них. Родители советовали ей остаться с papa в семейном гнезде и оправиться от кошмара, пережитого с этим гнилым писакой. Но она заверила их, что несколько дней в заснеженных горах Таллуара в компании близких университетских друзей станут для нее идеальным началом Нового года. Родители скрепя сердце наблюдали, как 27 декабря она отправилась обратно в Париж, а оттуда – в высокогорную провинцию Восточной Франции.