Послеполуденная Изабель

Мой горячий шоколад остыл, когда я наконец вспомнил, что он ждет меня в торговом автомате. Трижды перечитав письмо Изабель, я забрал водянистое какао, сделал глоток, поборол искушение глотнуть еще и вышел в арктический вечер. Неподалеку от юридической школы, на Брэттл-стрит, находилось café, где подавали chocolat chaud61 с бренди. Напиток делал свое дело, одновременно пронизывая некоторой nostalgie française

62. Я нашел свободную кабинку, отхлебнул какао, заправленного алкоголем, и погрузился в судебную экспертизу, еще четыре раза просматривая письмо Изабель, пытаясь расшифровать его многочисленные подтексты. Или, по крайней мере, я был полон решимости раскопать эти подтексты. Осмысливая подробности кажущейся отстраненности Шарля: то, что он вышел покурить, когда Изабель очнулась после наркоза. То, что они не спали вместе. Не намек ли это на более глубокие проблемы, возникшие между ними? Или это просто принятие желаемого за действительное с моей стороны? Надежда на то, что, когда я появлюсь всего через пять недель и четыре дня, она скажет мне: браку конец, и, если ты не возражаешь воспитывать этого прекрасного ребенка как нашего общего…

Тупое принятие желаемого за действительное.

Я ответил Изабель, нацарапав письмо на линованной бумаге из тетради с конспектами по деликтам. Написал, что очень рад за нее; что имя Эмили звучит превосходно; что надо верить врачам, когда они дают хороший прогноз после сложных родов…

Лишь только закончив письмо, я скомкал бумагу и начал строчить заново. Прекрасно понимая, что советовать Изабель не беспокоиться о дочери – это верх бесчувственности. Лучше не выпячивать свойственный нам, американцам, вечный оптимизм любой ценой. Куда уместнее проявить сочувствие и сказать, что я полностью понимаю, почему она так переживает из-за Эмили, и что я мысленно с ней в ее бессонных ночах и тревогах за новорожденного ребенка.

Поэтому я отправился в офис «Вестерн Юнион» на Гарвард-сквер и отправил ей поздравительную телеграмму, добавив, что у меня будет перерыв после экзаменов (и до начала стажировки, на которую я надеялся попасть), и я мог бы приехать в Париж 16 мая на неделю, если она согласна.

Прошла неделя. И вот, наконец, телеграмма.

Увидимся 17 мая в 17:00 на рю Бернар Палисси, 9. Код домофона прежний. Je t’embrasse fort. Изабель.

***

Париж.

Я вернулся в Париж.

И Париж подарил мне ощущение счастья.

Омар дежурил на стойке регистрации, когда я появился в отеле, выйдя из метро на рю Жюссьё. Он заключил меня в объятия и расцеловал в обе щеки.

– Все в том же пальто! – воскликнул он.

– Как жизнь? – спросил я.

– О, ты знаешь, все по-старому, все по-старому. Но кое-что меняется. На этот раз я приготовил тебе номерок получше.

Комната оказалась точно такой же старой приятной дырой, где я беззаботно коротал время многие месяцы назад, только на этот раз находилась на верхнем этаже с видом не в переулок, а на крыши пятого округа. Имелся даже балкончик. Мне потребовалось пять минут, чтобы распаковать вещи. Я вышел на крошечный бетонный выступ, огороженный облупленными перилами, на шестом этаже. Неподалеку простирался Ботанический сад – густая зеленая зона. Я посмотрел вниз на кафе и кинотеатры, на низко стелющийся туман середины зимы и свет уличных фонарей, заливающий Париж резким сиянием. Я дал Омару двадцать франков чаевых и попросил принести мне отвар, чтобы уснуть. Я зажег сигарету – возникло непреодолимое желание закурить после нескольких месяцев воздержания. В Гарварде еще можно было курить на лекциях и на одном этаже библиотеки, не говоря уже о холле общежития, по-прежнему служившего мне местом для ночлега. Но я был хорошим мальчиком и выбросил сигареты из своей жизни с тех пор, как стал студентом юридического факультета. Теперь, когда я вернулся в Париж – один из великих духовных домов курения, – видит Бог, как же мне снова захотелось подымить. Омар угостил меня сигаретой «Кэмел» и дал зажигалку. Я стоял на балконе, хотя курение в номере отнюдь не возбранялось, и делал жадные затяжки. Первоначальный дурман сменился никотиновым спокойствием. Бальзам опасного. Париж и сигареты. Изабель и сигареты. Как же я хотел ее сейчас.