Посмотри в мои глаза

Молчание затягивается. Мне кажется, что в этот момент Гордеев использует молчание как оружие. У него на руках все карты, он владеет информацией, о которой я могу лишь догадываться, и он использует ее, чтобы ослабить меня. И вот он сидит по ту сторону стола, в высшей степени раскованный, холодный и бесконечно самоуверенный, а я мучаюсь от неизвестности.

Я вдруг с тоской думаю, что этот обед ни к чему нас не приведет, только разбередит старые раны, которые уже начали освобождаться от корки времени и снова причиняют боль. Надо это прекращать. Этот обед, как и мое обращение к Кириллу Гордееву, был ошибкой. О чем я только думала, соглашаясь на эту встречу? Очевидно, что все, что его интересует, – это мое унижение. Ничем иным я не могу объяснить его поведение и явное пренебрежение к моим словам.

Положив на стол вилку и отодвинув от себя салат, к которому так и не притронулась, я спокойно произношу:

– Я, наверное, пойду.

– Сядь.

Он даже не повышает голоса, но отчего-то у меня по спине бежит холодок, и я так и не решаюсь подняться на ноги.

– Сначала мы поедим. Потом поговорим. Это ясно? – спрашивает он с нажимом. – У меня было чертовски непростое утро. Не усложняй еще и ты.

Мне приходится проглотить обиду и согласиться на его условия. К тому же, когда я начинаю есть, я понимаю, что голодна и что еда здесь действительно божественная.

– Итак, – начинает Кирилл, когда обед подходит к концу и официант ставит перед нами две маленькие чашечки эспрессо.

– По телефону ты сказал, что в моих интересах прийти на этот обед, – беру инициативу в свои руки.

– Именно так я и сказал.

– В чем заключается мой интерес?

– Я заплачу долги Панина за «Синичку».

– А взамен?

Он вдруг усмехается. Это первое появление настоящих эмоций с момента, как он зашел в ресторан. И почему-то это пугает меня еще больше.

– А взамен я получу тебя.

Кровь волной приливает к щекам, и на мгновение у меня создается ощущение, что зал ресторана перед моими глазами начинает качаться из стороны в сторону.

– Прошу прощения?

– Ты все слышала, – жестокие слова звучат с холодной непреклонностью.

– Что это значит?

– Это значит, что ты вернешь мне три недели, которые когда-то обещала.

– Верну в каком смысле? – Мой голос дрожит, а кончики пальцев на руках холодеют от паршивого предчувствия. – Насколько я знаю, машину времени еще не изобрели.

– Вернешь именно в том смысле, о котором ты думаешь.

– Это же несерьезно? Как ты можешь предлагать мне такое?

– Обыкновенно. Я только что это сделал.

В тяжелом взгляде, которым он меня пронзает, читаются сила и безжалостная решимость, которая заставляет меня особенно остро почувствовать уязвимость перед этим человеком.

– Ты… ты хочешь, чтобы я спала с тобой? – Нелепость этого предложения потрясает меня.

Кирилл потрясающе красив и столь же потрясающе богат. Найдется миллион женщин, которые без колебания разделят с ним постель. Зачем ему нужна я? Иначе как запоздалым актом мести объяснить все это я не могу.

– Я не продумывал программу развлечений, но постель точно не является в ней приоритетной. Мне от тебя нужно согласие провести в Москве три недели. Это все, что тебе нужно знать.

– Я живой человек, а не твоя персональная кукла.

– Не драматизируй.

– Не драматизируй? – повторяю ошарашенно. – Ты только что предложил мне на три недели стать твоей личной шлюхой.

– Оставив за тобой право выбора.

– Это несправедливо! – с растущей безысходностью возражаю я.

– Жизнь не всегда справедлива. – Его серые глаза прожигают меня насквозь. – Но всему есть своя цена.

– Я не продаюсь, – бросаю в сердцах.

– Тогда нам больше не о чем говорить и ты можешь встать и уйти. – Он равнодушно пожимает плечами, словно его это вообще не заботит. – Но давай сразу обозначим: если ты это сделаешь, о моей помощи Панину можешь забыть.

В растрепанных чувствах я отвожу глаза от Кирилла и смотрю в окно. Там, за стеклом, ключом бьет жизнь: люди спешат по делам, разговаривают, смеются, а мир вокруг меня будто замер, остановился в ожидании решения, от которого зависит моя дальнейшая жизнь. Смогу ли я встать и уйти, зная, что из-за моего выбора пострадает дядя, который всегда оберегал и поддерживал меня? Но, господи, если я приму это дикое предложение, выживу ли я сама?

Глава 5

Кирилл выразительно смотрит на часы и небрежным наклоном головы подзывает официанта, чтобы закрыть счет. И пусть на словах он меня не торопит, каким-то шестым чувством я ощущаю его внутреннее нетерпение. Все-таки когда-то мы были очень близки, и даже прошедшие годы не смогли полностью перечеркнуть это.

Важно ли ему, чтобы я согласилась? Может быть, он просто проверяет меня, и если я сейчас скажу, что готова выполнить его условие и на три недели превратиться в его игрушку, то просто рассмеется мне в лицо и тем самым будет отмщен?