Посох Богов

Когда он вошёл в дом, куда обычно приходил только по указанию царицы Кали, повелительница Хатти возлежала на расшитых подушках. Он склонился в низком поклоне.

Увидев колдуна, царица нахмурилась.

— Мне ничего не нужно от тебя сегодня, но я пришла, как видишь, — бросила она ему в ответ на приветствие. Глаза царицы были полузакрыты, но Гахидджиби заметил тревогу и страх. Царица боялась. Но чего?

Гахидджиби не желая медлить на своём пути к завоеванию Харапсили. Он выпрямился и, сверкнув угольными глазами, коротко сказал:

— Я нашёл Посох Богов.

Кали широко открыла свои зелёные глаза, в которых он прочитал «Где он?»

Колдун молчал, пряча торжествующую улыбку в чёрных кудрях бороды. Наслаждаясь тем, что заставляет саму царицу трепетать, и, не дав её изумлению облечься в слова, после недолгого молчания Гахидджиби добавил:

— Он в Хаттусе.

Колдун ждал следующего вопроса, ему хотелось, чтобы царица спросила. И она сделала это, повинуясь своему любопытству и желанию поскорее получить жезл. Знаком приказав Гахидджиби приблизиться, спросила, замирая:

— Он у тебя?

— Нет, — ответил колдун. — Но я видел его! Он у младшей жрицы храма Каттахци-Фури Асму-Никаль.

Царица поднялась с подушек.

— У Асму-Никаль, дочери виночерпия Тахарваиля? Почему он у неё?!

— Она Прирождённая. Я видел Посох в действии собственными глазами. Но чтобы получить его, нужна хитрость, силой его не забрать. Нужно выманить его у девчонки.

— Но как ты узнал о нём?

Гажидджиби рассказал царице Кали всё, что считал нужным рассказать. Но он умолчал о том, что собирается действовать и без неё.

* * *

Мечты уносили царицу Кали всё дальше и дальше в страну фантазий. Быстрые, как молнии, тени пробегали по её лицу. Неужели она станет обладательницей Посоха Богов? Она, именно она, а не её царственный супруг? Она полноправная правительница страны! Хетты, хурриты, амореи, сирийцы, гордые египтяне подчинятся её руке.

«О, Великие Боги! Помогите мне стать единственной правительницей! — молилась Кали. — Я украшу Дома всех Богов новыми изваяниями из драгоценнейших металлов».

Постепенно её мысли обратились туда, куда обращались чаще всего. Всякий раз, когда она молилась, слушала музыку, смотрела в окно, когда она причёсывалась, одевалась, ела, одним словом, всегда, когда она бодрствовала, она грезила о юноше-поэте.

Царская власть желанна и сладка, но она мечтала о другой власти. О той власти, о которой мечтает любая женщина, будь она царица или простолюдинка. Царь Мурсили Первый, гроза соседних стран, великий полководец и правитель, её супруг, отец её детей, больше не царил в её сердце. Царем её души стал придворный гимнопевец, юноша-поэт, троянец по имени Алаксанду.

Образованного гимнопевца Алаксанду из Трои призвали к хеттскому двору царя Мурсили Первого. Под его руководством дети царя познавали лучшие образцы поэзии и обучались искусству сложения гимнов. Владыки страны Хатти были им довольны. Молодой учитель преуспевал. Царевичи хорошо учились.

Особенно довольна молодым гимнопевцем была царица Кали. «Он так молод, этот юноша, — думала Кали. — Но я счастлива с тех самых пор, как он появился при дворе». Проснувшись однажды солнечным весенним утром среди привычной роскоши и угодливых слуг, она поняла, что самое сильное её желание — видеть Алаксанду.

Задыхаясь от жгучего нетерпения, она часто посылала за ним и потом светской болтовнёй пыталась скрыть малейшие эротические импульсы в крови и самое отдалённое эхо страсти. Когда он вдохновенно произносил гимны, такой одухотворённый, её кровь бешено и сбивчиво пульсировала в сердце, и как из крови Ану, возникал прекрасноликий бог любви. Она таяла то ли от божественной красоты слов, которые роняли его губы, то ли от божественной красоты самого юноши.

Она была уже не так молода, царица Кали, но всё ещё очень хороша собой. Конечно, стан её уже не так гибок, как когда-то в годы юности, но холёная кожа сияла, великолепно уложенные волосы блестели, движения были плавны и величавы. Проходя мимо своих подданных, она оставляла за собой тончайший аромат роз и жасмина и неизъяснимое чувство восторга перед царственной статью. Служанки всегда угодливо расхваливали её несравненную красоту, придворные каждую беседу с ней начинали с воспевания её прелести и очарования, её супруг, великий Мурсили Первый говорил ей любезности. Но лишь взгляд голубых глаз Алаксанду, его голос делали её действительно моложе, и она снова чувствовала себя юной.

Глава 13. Священная чаша