Посох Велеса

– Кто? – не понял Афросий, но почему-то перестал улыбаться.

– Ну, толстосумы эти? Они, небось, против будут?

– А-а, – Афросий криво усмехнулся, – кто против – тех к ногтю, как гниду поганую! Или пусть пашут, рабы…

Ключник пожал плечами.

– И меня тоже? – Антоха говорил серьезно, и Афросий замер. – Чего вылупился? Меня тоже – к ногтю?

– Тох, ты чего? Антон резко встал.

– Я ведь тоже в некоторой степени толстосум, в машине которого ты, правда, хоть и идейный революционер, но с удовольствием дрых на заднем сиденье. И сейчас я тебя вроде как из болота вытащил. А вот прикинь, меня бы не было, уже кто-нибудь до тебя меня к ногтю бы прижал. – Он сделал характерный щелчок и хрипло, шепотом добавил: – И утоп бы ты уже, сдох бы в вонючей жиже!

Афросий медленно встал, сплюнул под ноги.

– Если против пойдешь – к ногтю!

– Эй, парни! Вы там чего? – оглянулся наконец Шкода. – Прекратите базарить! – скомандовал он им. – За мной!

И он так же сосредоточенно двинулся дальше.

Ключник и Афросий тяжело двинулись за ним.

Афросий теперь старался идти след в след. Без утонувшей в болоте дубленки он ежился от холода, иногда подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Только чем дальше в лес они уходили, тем больше зима переставала походить на зиму: то тут, то там на ветках зеленели набухшие почки, а через несколько десятков метров на некоторых деревцах показались первые нежно-смолистые ароматные листики. Воздух становился все более теплым, пахло весной: влажной землей, почками, подгнившими ветками, которыми, как ковром, была устлана вся земля.

Через несколько минут вся троица вышла, вернее вывалилась, на круглую, как блюдце, поляну, поросшую сухой травой и бурьяном.

Шкода прошел ровно в центр поляны и, задрав голову, посмотрел в голубое, по-весеннему яркое небо.

«Странно это все-таки. Как в сказке про двенадцать месяцев», – подумалось ему. Да и товарищи его примерно то же подмечали, да только помалкивали: Афросий все пыхтел, а Ключник вообще сегодня был какой-то молчаливый.

Афросий, лишь только вышли на поляну, рухнул на землю и, облокотившись спиной на одну из черных, будто обожженных сосен, росших по ее краю, стянул с себя грязные, насквозь промокшие сапоги.

– Сдохнуть можно, – сообщил он, тяжело дыша.

Ключник подошел к Шкоде и тоже посмотрел на небо.

– Тебя ничего не удивляет? – вдруг спросил главарь.

Ключник хмыкнул. Удивляет ли? Да у него уже крыша едет от всего происходящего. Но вместо ответа вежливо спросил:

– А что?

– Весна посреди зимы, почки набухают, листья прорезываются. А птиц нет…

И правда, Антон только сейчас заметил – вокруг ни одной птицы. Ни на поляне, ни около. И птичьего щебетания не слышно.

Видимо, Шкода думал о том же.

– Старуха приказала считать шаги. Тысяча сто семьдесят шесть шагов от того дома, шестьсот шестьдесят от тропинки. Птиц я слышал, пока шли по тропинке к лесу и еще шагов тридцать после… Белка попалась где-то там же. И все… Словно мертвый лес. Он помолчал, вглядываясь в высокую синеву небес. К ним подошел Афросий.

– А здесь – послушай, – Шкода перешел на шепот. – Тишина…

Афросий не был мистически настроен, он замерз, проголодался, натер ноги, потерял новую дубленку и теперь готов был убить на месте любого, кто будет мешать ему побыстрее расквитаться с мамашей и ее дурехой-дочкой, из-за которых он и попал во все эти неприятности.

– Ну и фиг с ними, с птицами! Мы на них, что ли, любоваться пришли? Чего тормозим, парни?

– Ты послушай, тишина какая, – остановил его Ключник.

– Да начхать! – заорал Афросий. – Давайте еще цветочки пособираем, подснежники или как их там!!! Начхать я хотел на вашу лирику. Забираем у девчонки посох и по домам!.. Хотя вы можете и дальше наслаждаться красотами природы, – язвительно добавил он. – Куда там дальше, Иван?

Тот достал из внутреннего кармана зеркальце. Афросий хотел было запротестовать, но сник под тяжелым взглядом Шкоды.

Он положил зеркальце на левую ладонь.

– Значит, так. Теперь мы должны одновременно посмотреть в это зеркальце.

– Да ё-моё, – утробно выдохнул Афросий, начиная звереть. – А губную помаду ты взял? Для всех?

Но Шкода не обратил на его слова никакого внимания.

– Ты заткнешься сегодня или нет? – вместо него отозвался Антон. – Не хочешь – не смотри.

Шкода прикрыл правой рукой поверхность зеркала, прошептал:

– Все трое пришли, трое и уйдем! Бабка так сказала. Так что на счет «три», если никто здесь сдохнуть не хочет. Раз… два… ТРИ!!!

Все трое бросили короткий взгляд в центр ладони, на которой лежало зеркальце с неровными краями. На миг они увидели светло-голубые, почти белесые, выцветшие глаза, потом поверхность зеркала помутнела, словно туманом подернулась.

Туман клубился, переливался, потом стал темнеть, пока совсем не почернел. Запахло тлеющим деревом или костром. А когда дым растаял, в зеркальце снова отразилось ясное небо.

Шкода взял правой рукой зеркальце – на левой, под зеркальцем, остался отпечаток сажи. И кровь из маленькой, но глубокой раны тонкой струйкой стекала на запястье.

– И чё это было? – не унимался Афросий.