Посол. Разорванный остров

К японцу Берг больше не подходил. Противники порознь сделали отметки в своих паспортах у пограничной стражи и прогуливались по скрипучим доскам дебаркадера, прислушиваясь к ставшей привычной железнодорожной суете – гудкам невидимых паровых машин, звяканью сцепных механизмов, коротким трелям свистков кондукторов и поездной обслуги.

По прошествии полутора часов господ пассажиров пригласили занять свои места в вагонах. И Берг сразу же отправился к своему кондуктору – договариваться.

Как и ожидалось, трехрублёвая ассигнация оказалась для мужичка в шинели и с огромными усами а-ля машинист прекрасным убедительным аргументом. Не заподозрив ничего дурного в желании приличного господина прокатиться один-два перегона на свежем воздухе, он легко согласился временно перебраться на тормозную площадку соседнего вагона. Лишь заботливо предупредив, что копоть из паровозной трубы может попортить господскую одёжку, и в первую голову – его белоснежную манишку.

– Вы, господин хороший, прямо чичас, на станции на площадку ко мне забирайтесь, – наставлял усач. – А как поезд тронется, и вокзальное начальство видеть не будет, я сейчас соскочу на тую сторону, и к Прохору, на площадку следующего вагона запрыгну. Только вы уж, ваша милость, не подведите! Колесо это тормозное не трогайте! Перегон невелик, часа полного до следующей станции не проедём. Полного хода машинист тут никогда не даёт, так что и экстренного торможения, Бог даст, не понадобится. А потребуется, так мы с Прохором вдвоём на евонное колесо наляжем! Ничо, не впервой!

– Только я с товарищем прокатиться хочу, милейший! – предупредил Берг. – Сейчас вот шампанского захватим, да кой-чего ещё – и подойдём.

– Да хоть с двумя товарищами! – благодушно махнул рукой усач. – Порожних бутылок только, господа хорошие, не запуливайте по обходчикам да переездным сторожам. А то случается, знаете ли. Неприятность из этого может произойти, Богом прошу!

Уверив кондуктора, что честь офицера никак не совместима с пьяным дебошем на тормозной площадке, Берг направился к своему купе за саблей, попутно кивнув японцу: всё, мол, в порядке!

Благодушия у железнодорожного усача чуть поубавилось, когда через несколько минут на его тормозную площадку забрался давешний пассажир в статском, а с ним – явный китаец. Причём одет был азиат в чудную одежду бабского толка – что-то вроде длинной серой пижамной куртки с широченными рукавами. Штанов на китайце не было – ниже подола «пижамы» белели лишь не менее чудные носки, каких и бабы-то не носят – с отдельно вывязанным большим пальцем. Обут азиат был в какие-то невнятные шлёпанцы с раздвоенным ремешком. Не заметил усач и шампанского – вместо погребца либо характерно позвякивающего саквояжа у мужчин были какие-то длинные свёртки, обёрнутые тканью. Кроме этого, у китаёзы в руках был ещё небольшой ящичек, также обёрнутый тканью. «Набитый» взгляд русского человека тут же позволил кондуктору сделать вывод о том, что бутылка шампанского в такой ящичек нипочём не поместится. Разве что фляжка какая… Впрочем, какое ему дело до господских предпочтений?

– Прощения просим, конечно, – забормотал железнодорожный усач, обшаривая глазами то подозрительные свёртки, то китайца. – А из какой посуды господа хорошие шампанское пить станут? Может, в буфетную сбегать, там бокалы спросить?

– Я и сам хотел попросить об этом, любезный! – Берг ловко сунул кондуктору ещё рублёвку. – Сбегай-ка в вокзал, спроси!

Проводив глазами усача, Берг повернулся к японцу:

– И надо же вам внимание к себе привлекать, господин Асикага! Чем вас европейский костюм не устраивал? Сейчас сюда полвокзала сбежится вашим экзотическим кимоно полюбоваться, да голыми ногами… Да и прохладно вам в кимоно на ветру будет, полагаю…

– Не надо обо мне беспокоиться, прапорщик! – процедил Асикага. – Лучше скажите, зачем вы за бокалами этого мужлана послали? Что мы с ними делать будет?

– Важен не бокал, а повод всучить мужичку лишнюю денежку, – возразил Берг. – А-а, вот и наш благодетель! Как тебя зовут-то, благодетель?

– Трофимом мать с отцом нарекли, – усач подал Бергу небольшую звякнувшую корзинку, накрытую чистой салфеткой. – Я извиняюсь, конечно, за любопытство – а что у господ в тряпки замотано? Потому как железная дорога и забота о подвижном составе…

– А-а, это клюшки для гольфа, любезный! – пренебрежительно махнул рукой Берг. – Игра такая, вроде лапты, неужели не знаешь?

– Ага, для лапты, – кондуктор ещё раз обшарил глазами свёртки, потоптался на дебаркадере и полез на площадку. – Три раза звякнули, счас отправимся. Значить, как до конца дебаркадера проедем, я соскочу, да и к Прохору. С посудой поаккуратнее, честью прошу, господа!

Состав дёрнулся, лязгнул сцепкой. Усач Трофим, стоя на подножке, выставил разрешающий сигнальный флажок. Когда вагон проплыл мимо дежурного по вокзалу, Трофим спрыгнул, козырнул чудным пассажирам и крикнул:

– Так что счастливо оставаться, господа хорошие! Бутылок не кидайте только в сторожей на путях!