Посол. Разорванный остров

— Был такой соблазн, господин вице-адмирал! — признался Белецкий, краснея и радуясь тому, что в полутьме ложи его смущение не будет заметно. — Поймите меня правильно: я же отец! К тому же мне небезразличен и бедный Мишель. Я открыл эту шкатулку, увидел, что там бумаги — и не стал смотреть, снова запер. Позже, когда в «Ведомостях» появилась ваша нота протеста, а в других газетах фон Берга называли убийцей и виновником возможного срыва переговоров с Японией, я засомневался: стоит ли доставлять вам это послание от Мишеля. Не осложнит ли это ещё больше его нелёгкого положения? Я не спал всю ночь, господин вице-адмирал. Мишель Берг всегда очень тепло о вас отзывался, да и в нашей семье он уже почти был своим. И тогда, вспомнив рассказы Миши о ваших утренних прогулках, я решил встретиться с вами и поглядеть на вашу реакцию. Составить, так сказать, своё впечатление. А потом уже решать — передавать вам шкатулку или нет?

— Благодарю за откровенность, господин Белецкий. Вы честный и благородный человек, — Эномото помолчал и попросил. — Мне надо обдумать сложившуюся ситуацию. Кстати, на сцене уже появилась знаменитая прима — давайте немного помолчим и посмотрим за действом!

— Как вам будет угодно…

Эномото замолчал, уставясь на сцену невидящими глазами. Бравурные звуки оркестра, задорный голос знаменитой Гортензии и её песенки, прерываемые шквалом аплодисментов и криками «бис!» и «браво!», постепенно заворожили Белецкого. Он перестал в нетерпении поглядывать на замершего как изваяние японца, и даже вздрогнул, когда тот неожиданно повернулся к нему и спросил:

— Доктор не упоминал — в каком именно монастыре он оставил Мишеля?

— Нет, ваше высокопревосходительство. И я как-то поздно сообразил спросить, он уже ушёл, — Белецкий виновато поёрзал в кресле и принялся вслух рассуждать. — Монастырь не в самой Варшаве, а где-то в её пригородах. И видимо, не слишком далеко — иначе доктор не рискнул бы везти туда больного с огромной кровопотерей. Да и жгут на ране нельзя держать более двух часов, мне кажется. Он ещё упомянул, что при этом монастыре сестёр-бенедиктинок как приют для убогих и престарелых. И наверняка какая-то больничка — смог же он произвести там ампутацию руки бедного Мишеля. Да и медицинский персонал наверняка имеется — чтобы выхаживать пациента с такими страшными ранами…

— Очень здравые и логичные размышления, господин Белецкий, — скупо похвалил Эномото. — Теперь попробую порассуждать, с вашего позволения, я сам! Итак, трагедия произошла восемь дней назад — мой друг поставил дату под своим письмом мне. Его величеству доложили о гибели дипломата Асикага спустя три дня — до этого времени, смею предполагать, поиски раненого в поединке шли… Как бы это поточнее сказать?

— Ни шатко и валко, — подсказал Белецкий. — Полицейская машина империи «раскрутилась» в полную силу только после высочайшего повеления!

— Браво, господин Белецкий! Итак, раненого и доктора активно ищут уже пять дней. Ищут, я думаю, очень старательно — государь лично заверил меня в этом! Третьего дня, когда я вручал канцлеру Горчакову ноту протеста, их ещё не нашли. И пообещали поставить меня в известность о результатах поиска безотлагательно! Но до сих пор не поставили! Почему, господин Белецкий?

— Потому что не нашли, — пожал тот плечами.

— Правильно! А почему не нашли? Неужели потому, что в списках Варшавской полиции так много докторов? Или потому, что никому не пришло в голову проверить лечебные заведения при монастырях? — японец в упор поглядел на собеседника.

— Насчёт умения искать ничего сказать не могу, господин вице-адмирал: увы, слишком далёк от полицейской области. А вот насчёт монастырей есть одно соображение! Вы человек в России, так сказать, новый. Всего не знаете…

— Какое соображение? Чего я не знаю?

— Царство Польское, или Привислинский край — это часть Российской империи. Откровенно говоря, я бы назвал эти области занозой в теле нашего государства. Знаете, другая вера, множество проблем в отношениях… Да и история российская, откровенно говоря, весьма богата памятью на обиды, причинённые поляками. Словом, и у русских, и у поляков нет больших оснований любить друг друга без памяти! В Польше давно уже грезят отделением от России, господин вице-адмирал. К тому же чуть больше десяти лет назад в царстве Польском вспыхнуло восстание за независимость от России, которое было подавлено — многие, даже в России, считают, что излишне жестоко подавлено.

— И вы полагаете, господин Белецкий, что тамошняя полиция не слишком… усердна в поисках?