Посол. Разорванный остров

— Сильно на японца давить не надо, как мы и говорили, — придерживая директора под руку, на ходу заканчивал поучения Горчаков. — Но и кота за хвост тянуть не позволяй! Вишь ты, хитрецы какие: предложили нам переговоры по Сахалину в Петербурге проводить. Как будто нам непонятно — что сие есть только ещё один способ затягивания процесса! Ты, Пётр Николаевич, так при случае этому Эномото и дай понять: знаем, мол, отчего не вблизи спорной территории дебаты вокруг неё разводить задумали, господа! Ну, с Богом!

Служитель распахнул перед Стремоуховым обе половинки высоких дверей в переговорную залу. Проходя мимо, директор Азиатского департамента отметил, что практически одновременно через двери на противоположном конце зала туда неспешным шагом заходит Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии вице-адмирал Эномото Такэаки.

Стороны обменялись церемонными приветствиями, и директор Азиатского департамента пригласил посла занять место за обширным столом напротив себя. Рядом с Эномото сел переводчик Уратаро Сига, слева от Стремоухова занял место секретарь департамента Мартов. Министерский протоколист со своей кипой бумаг неслышно занял столик в углу зала, под развесистыми пальмами в кадках.

Предваряя официальное начало раунда, Стремоухов с дружеской улыбкой поинтересовался у японцев условиями их пребывания в Северной столице России, самочувствием его высокопревосходительства посла. Получив исчерпывающие ответы с благодарностью за создание для японской миссии всех необходимых условий для работы и отдыха, Стремоухов чуть уменьшил градус широкой улыбки и, взявшись уже за свою папку, спросил:

— Не получал ли господин вице-адмирал за время, истекшее с предыдущего раунда переговоров, каких-либо сведений и указаний от правительства Японии относительно позиции японской стороны по вопросу территориального размежевания острова Сахалин?

Вопрос, что называется, был «на засыпку». Установленный в японском посольстве телеграфный аппарат для оперативной связи с Японией был под негласным контролем инженеров-связистов русского МИДа. И, получи японцы какую-либо депешу, её копия тотчас очутилась бы на столе у начальника секретного департамента министерства Долматова. Могли министерские телеграфисты и перехватывать отправляемые депеши. Единственным посланием из японского посольства на родину после предыдущего раунда был подробный отчёт вице-адмирала Эномото о визите в Кронштадт, совершенном по приглашению русского императора и в его же присутствии.

За неимением прочего, дешифровальщики Долматова изучили телеграфный отчёт японского посла вдоль и поперёк, дотошно сравнив изложенную в депеше программу поездки с протоколом визита государя императора. Однако никаких расхождений и несоответствий, могущих в иных случаях быть источником для сокрытия в текстах тайных сведений и знаков, обнаружено не было.

Скудость дипломатической переписки вице-адмирала Эномото доводила секретчиков российского МИДа едва не до исступления. Все прочие дипломатические миссии, аккредитованные в Петербурге, вели себя как люди: ежедневно принимали и отправляли до десятка и более телеграфных депеш, вели интенсивный обмен почтовыми посланиями, отправляли и принимали специальных курьеров. Почти вся масса этих посланий была зашифрована — но это, как говаривал шеф шифровального департамента, «только перчику в пресную жизнь добавляло». Перехватывалась и перлюстрировалась дипломатическая почта, с голубых конвертов коей не спускали глаз матёрые дипкурьеры. Обычной международной практикой во второй половине XIX стали подкупы курьеров, продажа и перепродажа секретных кодов к самым мудрёным шифрам.

А тут ничего! Ну просто благородное семейство на скучном курортном отдыхе…

Исходя из минимума телеграфных и почтовых отправлений, японцев заподозрили в «переписке под крышей» — когда иностранное посольство получало сверхсекретную почту из чужого почтового ящика. Это обычно происходило через дружественное посольство, либо посредством частных лиц, заранее внедрённых в страну и никому не подозрительных резидентов. Вскрыть такую «крышу» могло только тотальное наблюдение за всеми без исключения сотрудниками посольства и всеми вхожими туда лицами — включая сюда вольнонаёмных истопников и прачек.

Подозрение сие было снято через два месяца тщательнейших наблюдений в Петербурге, косвенно подтверждённых и российскими дипломатами в Токио: те не смогли зафиксировать в правительственных кругах Японии появления каких-либо русских новостей из незнакомого источника.

Получив от вице-адмирала прогнозируемое подтверждение об отсутствии каких-либо новостей из Японии, Стремоухов внутренне поморщился: раз позиция не изменилась, стало быть, толчение воды в ступе продолжится! Вслух же он бодро выразил надежду на сближение позиции сторон по сахалинскому вопросу уже в самое ближайшее время.