Посол. Разорванный остров

— Что ж, в настоящее время несколько камер пустует, и в них вас, безусловно, допустят, — кивнул генерал. — В обитаемые камеры можно заглянуть сквозь специальные дверные проёмы для наблюдения за арестантами. Общение с заключёнными разрешено только специально уполномоченным на то лицам, так что тут прошу простить: никак нельзя-с! Прошу также не задавать надзирателям и караульным вопросов относительно имён и прежнего рода занятий арестованных, совершенных ими преступлениях и сроках тюремного заключения. Ответов на эти вопросы вы не получите, ваше высокопревосходительство. Простите уж…

Корсаков сделал знак часовому, охранявшему проход во внутренний двор тюрьмы, и тот распахнул дверь.

— Прошу, господа! — комендант посторонился, пропуская вперёд посетителей. — Сейчас я представлю вас смотрителю тюрьмы, и он покажет вам всё, что возможно. А я, к сожалению, с вами распрощаюсь: дел, простите, много!

Во внутреннем дворе гостей уже поджидал смотритель в мундире тюремного ведомства, извещённый о визите высоких гостей. Не представляясь, он коротко поклонился и сделал приглашающий жест.

— На первом этаже у нас, кроме камер, имеются цейхгауз, кордегардия[43], приёмное отделение для арестантов, кухня, различные хозяйственные помещения. С чего желаете начать осмотр, господа?

Осмотр начали со служебных помещений. Эномото шагал за смотрителем пружинистым шагом, быстро и цепко смотря вокруг щёлками глаз и почти не задавая вопросов. Бергу, нехотя согласившемуся на неожиданно предложенную экскурсию, в тюрьме и вовсе стало не по себе. И в библиотеке, где завершился осмотр первого этажа, он с официальным видом заявил:

— Если не возражаете, ваше высокопревосходительство, я на второй этаж не пойду и подожду вас здесь.

Эномото, чуть усмехнувшись, не возразил. Не возражал и смотритель — лишь сделал неприметный знак одному из караульных офицеров, и тот остался с Бергом, тихонько опустившись на стул у двери.

Берг прошёлся вдоль полок. Вытащил наудачу несколько книг, полистал, подивившись про себя отсутствию всякого рода пометок, в том числе и библиотечных. Словно прочитав его мысли, караульный офицер подал голос:

— Арестантам запрещается делать какие-либо пометки в книгах, оставлять там какие-то знаки, отчёркивания даже ногтём. При обнаружении таковых пометок арестант лишается права пользования библиотекой на полгода, а помеченная книга, согласно инструкции, сжигается…

Минут через двадцать Эномото и сопровождающий его смотритель вернулись в библиотеку.

— Прошу извинить меня, если я злоупотребил временем вашего ожидания, — Эномото обратился к другу так же официально, как и тот к нему. — Благодарю вас, господин смотритель, за предоставленную мне возможность воочию познакомиться с тюремным русским заведением!

— Я всего лишь выполнял приказание его высокоблагородия! — поклонился тот. — Если у вас, господа, нет других объектов интереса на территории Крепости, караульный офицер проводит вас до экипажа. Прощайте, господа!

Когда карета, прогремев колёсами по брусчатке Петровского моста, выехала в город, Берг, не выдержав, опустил стекло со своей стороны и от избытка чувств даже высунул голову наружу.

— У-ух, какой же тут вольный и свободный воздух, господин Эномото! Вы не почувствовали — даже на нас, свободных людей — тюремные стены и сама атмосфера оказывали какое-то гнетущее действие! Не знаю, за каким чёртом вам понадобилась сия мрачная экскурсия, право! Уверяю вас, в Петербурге есть множество более весёлых и более интересных мест, которые вы ещё не видели!

Эномото, положивший подбородок на скрещенные на трости ладони, повернул к собеседнику голову, и Берг в очередной раз поразился — насколько выразительным может быть типично азиатское малоподвижное лицо. Сейчас в этом лице была собрана — Берг готов был в этом поклясться — вся грусть Японских островов.

— У меня на родине есть старая поговорка, которую я не рискну перевести дословно. Но смысл передать попытаюсь, — Эномото помолчал, словно собираясь с мыслями. — Когда пируешь с друзьями и слушаешь весёлые звуки голосов, не забывай, что на свете есть и Песни Мёртвых, которые надо уметь слышать. Забывающий об этом обречён слушать эти песни всю оставшуюся жизнь… Вы помните, господин Берг, такая тишина была в тюремных коридорах Крепости?

— Да уж… Просто уши закладывало от такой тишины! Даже шаги надзирателей глохли на расстеленных повсюду верёвочных циновках. А вы обратили внимание, что и надзиратели ходили по коридорам от камеры к камере парами?