Посреди земли

— В «Радиогазете» я видела ваше имя, — заметила Хермина; она передвинула табуретку вместе с подушками, опять водрузилась на них и принялась расставлять по полкам мокрую посуду. — Когда-то и мое имя могли бы встретить в газетах, да притом в иностранных, и не однажды…

— Да-да, гольф, гольф! — поспешно вставила Ирма. — Дело нешуточное!

— Я именно спорту обязана, что сохранила подвижность, в мои-то семьдесят пять лет! — Она слегка приподняла юбку. — Держу пари, ваши бедра не такие упругие.

Ирма попятилась.

— Ну что ж, галеты так галеты, — сказала она в дверях, — хотя что ни говорите, но о вкусах…

— Да уж, к чему желудок приучен с детства… Но вы должны ценить, у вас-то хорошо все сложилось. Руководитель химической лаборатории! Да не спешите вы так, Ирмушка! Вот тетрадка, просмотрите же, тут все точно, до филлера. Однако нынче всего лишь двадцать седьмое, так что прошу — пожалуйте еще двести форинтов!

Она заставила Ирму взять в руки голубенькую тетрадку в клеточку; на обложке сверху — круглые аккуратные буковки Кати: «Каталин Блати, учен. VI кл. Дневник звена». Все это было зачеркнуто и крупным, острым почерком Собослаи написано: «Расходы по хозяйству».

Ирма даже не заглянула в тетрадь.

— Я и не сомневаюсь… но если готовить попроще, чуть-чуть расчетливее…

— Еще проще?! — Хермина выхватила тетрадь. — Ну, я умолкаю.

— У меня сейчас нет денег. Поймите, пожалуйста.

— Восемь дней назад вы получили премию. А теперь эта лекция по радио. — Собослаи строго пригладила свои длинные седоватые волосы. — Нехорошо, милая, так скупиться, особенно на еду…

— Вы отлично знаете, — проговорила Ирма, уже чуть не плача, — вы отлично знаете, что я, можно сказать, одна содержу семью. А тут сверх всего такие огромные расходы! Дела моего мужа еще не в той стадии, чтобы он мог должным образом способствовать…

— А, господин Блати! — махнула рукой Хермина. — В наше время принято было, что мужчина содержит женщину. Женщина занималась только покупками, управлялась с прислугой. Не следует столько барахла заводить — вот хоть и картины, в рассрочку, и все эти вина, напитки…

— Но театральные деятели, знаете…

— Театральные деятели! Деятель начинается тогда, когда он приносит в дом деньги. Альфонс, бедняжка, тоже занимался делами, но всякий раз, едва его клиент за порог, Альфонс спешил ко мне и, постучавшись в дверь моей гостиной, опускал в корзину фарфоровой дамы рококо то сотню пенгё, а то и десять тысяч крон… Двести форинтов не деньги. А прислуга, хозяйство всегда стоит недешево. Всякое благо, удобство приходится оплачивать. Если вы мне этих двухсот форинтов не дадите, так к чему было и затевать…

Ирма облокотилась на холодильник. Кажется, где-то от чего-то двести форинтов у нее оставалось. В кошельке около сотни, но из них уже на бритвенный крем да на землю… Если бы позавчера не пришел счет за электричество… и потом, Балаж брал восемьсот двадцать форинтов на что-то, господи, что ж это было, да и взял ли он деньги или попросил только?..

— О противнях я уж и не говорю! Что можно испечь на таких противнях! И вся эта стеклянная посуда в комнате, эти гадкие трубки! Можно ли тащить всякую дрянь в дом, в приличную квартиру?

— К завтрашнему дню я достану денег, — сказала Ирма убитым голосом, — возьму у кого-нибудь в долг на эти четыре дня.

В самом деле, куда девалась премия? Кати обещала все записать.

— Где мои черные туфли? — спросил Балаж из-за закрытой двери.

Ирма совсем потерялась от страха.

— Будь добр, включи пока масляное отопление, — сказала она ему в переднюю. — Мы еще не кончили.

— Одним словом, двести форинтов. И семьдесят четыре на эмалированный противень. — Супруга покойного доктора Собослаи опять опустилась на диванные подушки. — Вам еще повезло, что я взялась за ваше хозяйство. Вообразите, что было бы, окажись на моем месте какая-нибудь деревенская телка.

«Господи, хоть бы уж мне отсюда выбраться, — думала Ирма. Она задыхалась в этом пару. — А ошибка допущена, очевидно, в первой фазе. Хотя при таком ясном, на всех стадиях четко протекающем распаде…»

Балаж выругался — выругался вполне вульгарно, искренне, — и она машинально бросилась в переднюю.

Балаж стоял на пороге чулана, по его пижаме, прямо на ковер, ручьями стекало выбившееся из баллона масло.

Собослаи тактично отступила на кухню. Не хватало еще, чтобы галеты в сметане «прихватило» газолином!

Балаж проклинал тот час, когда родился на свет, а масло все булькало. Ирма прислонилась к двери. Она даже не замечала, что плачет, и слышала только, как поскрипывает дверной косяк от ее судорожно вжимавшегося тела.

Только что вошедшая с улицы Кати повесила на дверную ручку нейлоновую сумку. Подвернула рукава жакетки.

— Тряпку! — прикрикнула она на мать. — Сейчас не время плакать, мамусь.

Выскочил из комнаты и Рики, быстро отложил учебник по химии.

— Вон туда стань, — бросил он отцу, указывая в угол, — отойди с дороги…

Расставляя пошире ноги, он подошел к баллону, откатил его назад, завернул кран.

— Его сперва надо класть набок. Иначе давление выбивает масло. Закон физики.