Он был неизвестно где, в плену у людей, вырядившихся словно для дешевой постановки средневекового спектакля. Он не знал, что с ним будет, а его новые знакомые, судя по всему, были мертвы. На этих мыслях в голове, сменяя друг друга, пронеслись лица Яна Гарта и всей съемочной группы. Но там было еще одно лицо, при появлении которого он зарылся в солому и плакал до тех пор, пока не забылся в тревожном сне.
Глава 4. Суровые будни
Глеба разбудила острая боль между ребер.
Над ним склонился низкий лысый мужчина средних лет, внимательно его рассматривая. Затем он резко выпрямился и снова ударил Глеба ногой, облаченной в черные мешковатые брюки и грязные сандалии.
— Я кому сказал, пошевеливайся! – злобно зашипел он и крепко выругался.
Глеб с трудом поднялся на ноги. После вчерашнего ныло все тело, голова будто налилась свинцом, а случившееся казалось дурным сном.
Факел давно погас, но сквозь дыру в стене пробивался солнечный свет, создавая в камере полумрак, как на входе в пещеру.
– Проснулся, наконец! – напомнил о себе незваный гость. – Теперь слушай меня внимательно, мальчишка, дважды я повторять не стану. Видишь это? — спросил он, выпятив грудь и указав на небольшой красный значок, прикрепленный к ослепительно белой сорочке.
Всмотревшись, Глеб различил изображение лилии.
— Я спрашиваю, ты видишь? — спросил незнакомец, повысив голос.
Глеб кивнул.
– То-то же, – сказал лысый, удовлетворенно скрестив руки на груди. — Я Севака, начальник королевских слуг, и ты будешь делать все, что я скажу, ясно?
Мальчик кивнул еще раз.
– Я вернусь через пять минут, и к этому времени ты должен сиять от чистоты.
Севака указал на завернутые в материю предметы справа от себя, которые Глеб поначалу не заметил, и вышел, громко хлопнув дверью.
Предметы оказались ни чем иным, как сандалиями, темно-карими кожаными брюками и белой сорочкой, в точности, как у Севаки, правда, без красного значка на груди.
Глеб избавился от успевшей превратиться в лохмоться одежды и переоделся. Все принесенное было ему великовато, но хотя бы было чистым.
Не успел он заправить сорочку в штаны, как на него из открытой двери уже шипел Севака. Похоже, тот привык, чтобы его приказы исполнялись беспрекословно. Начальник слуг мельком оглядел его с ног до головы, развернулся и, махнув рукой, исчез в дверном проеме. Глеб последовал за ним.
Через пару минут узкие каменные коридоры превратились в просторные проходы, а от вчерашней безлюдности не осталось и следа. В некоторых местах в стенах были вырублены довольно большие окна, и входившего через них света было достаточно, чтобы как следует рассмотреть попадавшихся на пути людей.
Здесь были и стражники с копьями, и одетые, как он сам, слуги, и мускулистые мужчины в кожаных доспехах с мечами в ножнах. На них никто не обращал внимания, лишь изредка Севака наклонял колову в знак почтения перед тем или иным обладателем причудливого наряда.
Вскоре они подошли к лестнице, прямой и просторной, спустились и оказались перед железной дверью. Севака потянул за ручку, и дверь, повернувшись на петлях, отворилась с удивительной легкостью. Их сразу обдало жаром и дымом, и на миг Глебу показалось, что они открыли врата в саму преисподнюю.
Они очутились в большом и хорошо освещенном зале. В центре находилось с десяток длинных и массивных столов, уставленных разными котлами, досками, топорами и ножами всех размеров и видов. За ними копошились люди, в основном, женщины, что-то нарезая, пробуя на вкус и бросая в котлы. Сзади столов зияли жерла трех огромных каминов, в каждый из которых с легкостью уместился бы взрослый человек. За огнем наблюдало несколько слуг, периодически подбрасывавших в них дрова. Над кострами были подвешены исполинские котлы, от которых исходил резкий, но, в то же время, приятный запах.
— Джая! Где носит эту женщину? — завопил Севака в направлении столов, стараясь перекричать стоявший в зале шум.
Его усилия были напрасны. Лишь завидев их за клубами дыма, гул постепенно стих, сошел на нет, а затем сменился шепотом. Будто сговорившись, все произносили слово, которое было трудно разобрать.
Смекнув, что, скорее всего, именно он был виновником подобной реакции, Глеб прислушался и вскоре разобрал слово
Окончательно сбившись с толку, Глеб вопросительно посмотрел на Севаку, но тот уже здоровался с толстой женщиной в грязном переднике, с завидной для ее массы проворностью оказавшейся перед ними.
– Доброе утро, моя дорогая. Вкуснее тебя лишь блюда, которые ты готовишь, – оскалился Севака, показав гнилые зубы.
В этот момент он напомнил Глебу одного знакомого журналиста.
-- Почему тогда ты с аппетитом уплетаешь одно и отказываешься от другого? – хриплым мужским голосом спросила Джая, оттянув рукой начальнику слуг щеку.
– Перестань, я по делу, – засмущался Севака, вырвавшись из цепких рук кухарки. – Ты ведь знаешь, кто это? – перейдя на шепот, он указал на Глеба.