– Ты ведь посредник! – затянула она старую песню. – Так что должен уметь и читать, и писать. Вас же с рождения всему учат.
И такая уверенность звучала в ее словах, так горячо она, похоже, верила в сказанное, что спорить и называть ее сумасшедшей (кроме того, что это невежливо) не поворачивался язык. И Глеб просто промычал что-то неопределенное, могущее быть понятым и как согласие, и как недоумение.
– Откуда, по-твоему, все это возникло? Маги, чародеи, силачи, великаны? – по-своему истолковав его потуги, Клея вернулась к прерванной теме и огласила прежний список, добавив еще несколько «имен».
– Из сказок, мифов, – ответил Глеб, решительно не понимая, куда она клонит.
– Это – просто следствие, следы их пребывания в вашем мире. Но как они попали в сказки и легенды?
– Люди придумали, наверное, – пожал плечами Глеб.
– Не совсем, – принцесса доверительно заглянула ему в глаза. – Когда-то в вашем мире действительно жили маги, чародеи, вели... ну, маги и силачи точно, и еще пара существ.
Глеб, которому стало как-то не по себе от совместного воздействия ее слов и взгляда, натужно кивнул, внутренне возвращаясь к версии о сумасшедшем доме.
– Когда-то они жили рядом с вами, бок о бок, – продолжила откровенничать принцесса. – Но им приходилось скрываться, прятать свои способности, потому что они боялись, чтобы кто-нибудь не узнал.
– Но почему они боялись? – забыв, что не верит, уточнил Глеб.
– Потому что вы боялись
– По-другому?
– Принялись искать объяснения всему, что вас окружало, старались все понять, во всем найти смысл, а то, что не вписывалось в ваш, созданный вами же, ограниченный мир складывали в сказки и легенды. Нас и так не жаловали, но со временем само наше существование стало невыносимым – нас безжалостно истребляли, и пришлось бежать, – пылко закончила Клея, сжав руку в кулак.
За время монолога Глеб ни разу ее не перебил, хотя самому от обилия непонятной и местами бредовой информации хотелось кричать и бежать прочь. Но он решил дослушать до конца. И он дослушал, ощущая, как его постепенно охватывает волнение.
– Бежать на остров, в другой мир? – спросил он, когда Клея закончила.
– Мы называем это место Внутренним миром. Оно так устроено, – неуверенно сказала принцесса. – Гар тебе лучше объяснит.
Глеб не стал спрашивать, кто такой Гар. Почему-то ему не хотелось этого знать.
– Мы не желали причинять вам вреда, – продолжила Клея. – Несомненно, могли, но лишь хотели уйти, чтобы жить с такими же, как мы сами... Похоже, я тебя еще больше запутала, никогда ничего не могла объяснить толком, – словно извиняясь, вдруг опомнилась принцесса. – Да и Гар тебя уже наверняка заждался, и, если опоздаем, придется выслушивать его нытье. А пока все, что тебе нужно знать, так это то, что ты в полной безопасности, ты – тот, кого мы ожидали последние шестнадцать столетий, и я пришла лично извиниться за грубое с тобой обращение.
На последних словах Клея встала и отвесила неулюжий реверанс. Опешив от жеста доброй воли, Глеб кивнул, лишь сейчас отметив, что впервые видит принцессу в платье. Очень хорошем, пурпурном платье, в равной степени подошедшем бы и королевской особе, и заведующей сумасшедшего дома. Сама обладательница наряда, улыбнувшись, пригласила его следовать за ней. Глеб еще раздумывал, успокоили его слова Клеи, или же, наоборот, насторожили еще больше, а они уже шли по ставшему для него непреодолимым препятствием коридору. За ненавистным поворотом никого не оказалось (он с трудом в это поверил), и влекомый собеседницей Глеб мог погрузиться в свои думы.
Разговор с принцессой окончательно загнал его разум в тупик. Все его предположения, накопившиеся воображаемые ответы, которыми он себя тешил каждый день на протяжении недели, были перемешаны и сметены ее словами так же, как селевой поток крушит жалкие муравьиные баррикады. Сказанное ею, несомненно, выглядело смесью бреда, детских баек и фэнтезийного вымысла, однако выражение ее лица, тембр голоса и жесты не давали повода усомниться в искренности девочки. Что-то внутри подсказывало Глебу, что отметать и забывать ее слова не следовало. Напротив, информацию, не разбираясь в ней, не стараясь разложить по полкам, надо было законсервировать в поступившем виде, чтобы в случае чего (он даже не хотел представлять, что это был за случай), выудить большую ее часть, безжалостно подставить под солнечные лучи и наблюдать, как она плавится подобно медузе, с той разницей, что лишь так она могла обрести настоящую форму.