Post-Horror: Art, Genre, and Cultural Elevation

Грипсруд упоминает о различных местах потребления, поскольку показ пост-хоррора в мультиплексах, а не только в артхаусах и на фестивалях, означает, что "трудные" фильмы, формально относящиеся к арт-кино, на самом деле достигают популистской аудитории, которая в противном случае не смогла бы посетить высококультурные места. Но присутствие этих фильмов в мультиплексах часто оставляет у популистских зрителей ощущение, что их обманули.

 

Они увидели нечто гораздо менее приятное, чем то, что было представлено на рынке, или то, что они ожидали увидеть на тех же экранах, что и последние фильмы Disney и Marvel. Поэтому признание поклонниками жанра популистского сопротивления пост-хоррор текстам похоже на амбивалентное пожимание плечами: "По-моему, когда работа поляризуется, когда аудитория разделяется - одни ненавидят и расстраиваются, другие вдохновляются и просвещаются, - создатели фильма что-то задумали".110 Таким образом, в доминирующем контрдискурсе афисионадо ужасов утверждают свое собственное (суб)культурное знаточество, критикуя практику отбора "претенциозных" кинокритиков, для которых арт-киноформа пост-хоррора делает конкретные тексты "безопасными" для празднования - даже если защита фанатов от имени более широкого жанра не объясняет адекватно неприятие пост-хоррора популистскими зрителями, от имени которых они имплицитно говорят.

 

Защита от неблаговидных поступков

Тем не менее, среди фанатов существует важный субдискурс, который определяет ценность жанра ужасов не вопреки, а именно благодаря его культурной репутации как "низкой" и/или популистской формы. Например, Дэн Берлинка говорит:

Поклонники ужасов похожи на музыкальных фанатов, которые жалуются, что их любимая инди-группа не популярна, но потом расстраиваются, когда она становится популярной. Нам нравится слегка запретный характер хоррора. Нам нравится, что он часто бывает грубым и эксплуататорским и апеллирует к нашим худшим инстинктам. И, в сущности, именно поэтому мы так трепетно относимся к "возвышенному ужасу". Мы не хотим, чтобы наш ужас был возвышенным.111

 

Джейсон Зиноман также выражает "беспокойство, которое многие фанаты, включая меня, испытывают по поводу растущей респектабельности жанра", начавшейся с признания пост-хоррора критиками. "Не утратил ли ужас некоторые из своих непристойных удовольствий, не говоря уже о его непреклонной решимости наводить ужас?"112 Хотя эти фанаты разделяют позицию, согласно которой ужас не нуждается в качественных модификаторах вроде "повышенный" и "пост", сомнение, которое они высказывают в адрес пост-хоррора в критических объятиях, коренится не столько в защите жанра в целом как всегда уже достойного культурного признания, сколько в ноющем чувстве, что культурное признание - это нежелательная цель сама по себе: "[H]orror должен быть непристойным; великие классики ужасов, от "Ночи живых мертвецов" до "Техасской резни бензопилой" и оригинальной "Суспирии" [1977], все были таковыми".113

Запредельное признание пост-хоррора критиками вызвало ответную реакцию со стороны некоторых фанатов, которые утверждают, что эти фильмы "переоценены" или слишком далеко отходят от воображаемого общего ядра (иногда называемого "прямым" ужасом), ассоциирующегося со страшилками, монстрами, жутью, развлекательной ценностью и прочим. Черты, от которых, как может показаться, отказываются пост-хоррор тексты. В некоторых отношениях такая позиция сближает их с реакцией популистских зрителей на пост-хоррор тексты, но отказ от критического признания также является "обратно-элитарным" переутверждением субкультурного капитала - отсюда и аналогия Берлинки с "инди" группой, которая становится слишком популярной. Это скорее не конфликт между фанатами и критиками, а стратегия внутрисубкультурных различий по поводу желательности включения ужасов в культуру и исключения их из более широкого культурного признания. Иными словами, фанаты ужасов, о которых шла речь в предыдущем разделе, прославляют пост-хоррор тексты, но возмущаются тем, что критические похвалы в адрес этих избранных фильмов не столько универсализируют общий культурный статус жанра, сколько сохраняют за ним статус "плохого объекта", который якобы транслируют несколько престижных текстов.