Post scriptum

Лекции пользовались большим успехом, их посещало довольно много народа. Отец Георгий относился к этому весьма серьезно и даже, пожалуй, трепетно, что объяснялось, конечно, в первую очередь, его любовью к музыке. Завершая свой цикл, он сказал: «Ну, спасибо вам, дорогие коллеги, за то, что вы так внимательно меня слушали, так старательно, бросая все дела, приходили на эти встречи. Я надеюсь, что мы не расстаемся, тем более что все-таки я бы хотел с вами работать вместе, действительно, – с теми, кто занимается григорианикой, с теми, кто занимается и полифонией более позднего времени, но с латинскими текстами в основе. Для меня это очень интересно: для меня ваши замечания, ваши вопросы, ваши советы просто-напросто бесценны, потому что мы как бы живем одним материалом, но смотрим на него с совершенно разных точек зрения. Так, на картинах Каспара Давида Фридриха часто стоит какой-нибудь путник справа, а другой где-нибудь в другой части картины; они смотрят на одни и те же пейзажи, но только с разных совершенно точек смотрения, чтоб не сказать – точек зрения, что означает что-то другое».

Мы просили его продолжить лекции – например, рассказать нам об итальянской поэзии, которую он так любил и так хорошо знал. Осуществление этой идеи всё время откладывалось «до лучших времен», но «лучшие времена» так и не наступили.

Творческое общение с отцом Георгием не ограничивалось встречами в Консерватории. Я уже говорила, что наше знакомство началось с моей статьи в «Русской мысли». Через год, 3 августа 1998 года (это был день смерти Альфреда Шнитке) отец Георгий позвонил мне и первым сообщил об этом; тогда же он заказал мне статью (что-то вроде некролога) о Шнитке для «Русской мысли». А потом у меня возникла идея написать о дружбе моего первого мужа, Виктора Петровича Бобровского, с Еленой Набоковой, сестрой писателя, – и об их переписке (письма хранились у меня после смерти мужа). Так появилась еще одна публикация в «Русской мысли» – две статьи в соседних номерах газеты[511]

.

Но помимо того, что было опубликовано в «Русской мысли», у меня оставался богатый архивный материал, связанный с судьбой отца Виктора Петровича, Петра Семеновича Бобровского[512], и их отношениями. «Об этом надо написать книгу», – сказал отец Георгий. Я загорелась этой идеей. Но для того, чтобы ее осуществить, мне не хватало материала – в частности, связанного с жизнью П.С.Бобровского в Чехии.

Тогда я поехала в Прагу, к сестре Виктора Петровича (от второго брака его отца). Она многое рассказала мне об отце мужа, об их жизни в эмиграции; я получила от нее бесценные архивные материалы, фотографии же (дореволюционные) хранились у моего мужа.

Я начала писать и по частям давала читать отцу Георгию. Но где это опубликовать? Из «Русской мысли» он к тому времени уже ушел, но стал членом редколлегии возрожденного в 2001 году «Вестника Европы». Именно туда хотел отдать мой материал отец Георгий, но не получил добро главного редактора Виктора Ярошенко, и всё повисло в воздухе. Тогда стало ясно, что надо издавать книгу за свой счет.

Готовя книгу к изданию[513]

, я много раз ее правила. Помимо своего текста я поместила посмертно опубликованные дневниковые записи и заметки Виктора Петровича, и в качестве приложения – переписку с ним Елены Набоковой, а после его смерти – со мной. Эта книга была моим любимым детищем, я прямо-таки со страхом сдавала ее в печать, испытывая такое чувство ответственности, которое, пожалуй, не испытывала по отношению к своей музыковедческой продукции.

Мне очень хотелось, чтобы отец Георгий, который принял такое участие в судьбе книги, написал предисловие. Он с готовностью отозвался на мою просьбу, однако из-за постоянной занятости дело всё время откладывалось. Наконец, когда я поняла, что этого просто не будет, я еще раз решила пойти на «подлог»: скомпоновала это предисловие сама, соединив цитаты из разных его работ, по тематике близкие книге. Получился единый, вполне связный текст. При этом я набрала его курсивом, честно сославшись на источники.

Перед тем, как отдавать книгу в производство, я приехала к отцу Георгию в Иностранную библиотеку – в его просторный светлый кабинет с прекрасным видом из окна. Входя в эту «святая святых», я замирала от страха: как он воспримет мое самоуправство? Отец Георгий просмотрел всё, одобрил, а по поводу «своего предисловия» сказал: «Лучше я бы уже не написал». Еще бы! Это были фрагменты его прекрасных работ и, мне кажется, его сокровенные мысли – о внутренней эмиграции, о семейной памяти, об уходящей в прошлое настоящей русской интеллигенции… При этом отец Георгий велел снять ссылки, тем самым утвердив единство текста и свое авторство.