Post scriptum

В нем поражало потрясающее чувство языка, позволявшее и метко сострить, и увидеть каламбур или курьез там, где многие не заметят ничего. Однажды к нам на дачу в Отдых приехал мой кузен, гордый свежей стрижкой, и, говоря о парикмахерской, в которой он побывал, произнес: «Вот там меня постригали». Конечно, отец не мог мимо этого пройти. Тонко улыбнувшись, он сказал: «Если бы ты был монахом, то ты мог бы сказать: “Меня постригали в Троице-Сергиевой Лавре”.

Но в парикмахерской тебя стригли!»

* * *

Отец неизменно замечал разнообразные курьезные оговорки – и с радостью делился рассмешившими его перлами. Однажды, вернувшись домой, он рассказал, как в детскую больницу, где он служил, привезли змей – показать детям. Дело было зимой, было очень холодно, змеи замерзли и были вялые, и их решили положить в теплое помещение – отогреться. Подходящим теплым помещением оказалась церковь. Дежурившая там дама в панике бросилась звонить отцу: «Батюшка!!! Тут принесли каких-то змей!!! Внесли их в церковь и положили на стол, где режут антиминс!!!». Разумеется, она имела в виду антидор…

* * *

Однажды мы с отцом поехали в Бронницы. Было это в моем раннем детстве – в начале восьмидесятых годов. Зашли пообедать в столовую, находившуюся неподалеку от собора. «Где у вас приборы?» – спросил отец у девушки, стоявшей за кассой. «А приборов у нас нет» – ответила она. Отец был поражен. «Неужели вилок и ложек нет?» – «Вилки и ложки есть» – ответила девушка, не знавшая, что означенные инструменты называют приборами…

* * *

Как известно, смерть Брежнева и приход к власти Андропова породили множество политических анекдотов. Одна из острот на эту тему принадлежит отцу. Хорошо помню, как однажды он, улыбаясь, произнес: «При Брежневе считали, что предок человека – брежневопитек, а при Андропове – питеканДроп».

* * *

Среди отцовских стихов есть иронические – это, к слову, сближает его с Владимиром Сергеевичем Соловьёвым, которого отец очень любил и ценил. Есть у отца и две басни – ныне они опубликованы, но читатель, по-видимому, теряется в догадках относительно контекста. Хочется рассказать о том, как появились эти стихи – благо я был очевидцем их создания.

«Мышь в травмпункте» – это рассказ о нашей дачной соседке, безумно боявшейся мышей и постоянно ставившей мышеловки – но не решавшейся извлекать оттуда попавшихся грызунов. Ее просьбы о помощи в мышиной ловле были известны всем соседям – поэтому-то отец и облек эту историю в стихотворную форму. А басня о коте, которого монахи прозвали архимандритом – это память о нашем с отцом визите в Бобренев монастырь в 1995 году, в дождливый августовский день. Мы заехали туда по дороге в Зарайск, навестить отцовских друзей – игумена Игнатия (Крекшина) и иеромонаха Амвросия (Тимрота). Тогда в монастыре жил черный кот Шамсик – и о нем нам в шутку сказали: «Это наш архимандрит». В те годы в Бобренев монастырь часто приезжал митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий – и я в разговоре с отцом стал фантазировать о том, как во время очередного визита митрополит узнбет о коте и попросит ни в коем случае не называть его митрополитом… Отцу эта идея понравилась – и в скором времени появилась басня.

* * *

После обедни в престольный праздник духовенство, собравшись за столом, естественно, предается беседе. На подмосковных приходах иной раз настоятель или кто-нибудь из гостей-соседей делится с сотрапезниками воспоминаниями о том, как его приход посещал митрополит Ювеналий. Отец называл такие разговоры «потолковать о Ювенале»…

* * *

В свое время отец рассказывал мне о священниках, которые всецело были на стороне «непоминающих», но не решались открыто перейти в оппозицию митрополиту Сергию (Страгородскому). Поэтому Сергия они все-таки поминали, но своеобразно: либо тихо и крайне неразборчиво, так что не слышно было, кого, собственно, поминают, либо с глумливыми интонациями или ернической мимикой. Увы, я тогда не спросил, откуда он об этом узнал: в литературе я ничего подобного не встречал и подозреваю, что ему это мог рассказывать кто-то из священников старшего поколения.

* * *

В конце восьмидесятых годов отец довольно активно сотрудничал с Фондом культуры, председателем правления которого был Дмитрий Сергеевич Лихачёв. А в середине девяностых отец побывал у Лихачёва в Санкт-Петербурге, и оказалось, что Дмитрий Сергеевич читал отцовские статьи в «Русской мысли» и был уверен, что их автор – старый священник из эмигрантов, возможно, даже заставший дореволюционную Россию. И он был несказанно удивлен, узнав, что отец Георгий Чистяков, пишущий статьи в «Русской мысли» и Георгий Петрович Чистяков, молодой ученый-античник, которого он знал по Фонду культуры – это один и тот же человек.

* * *