Post scriptum

Хочу подчеркнуть, что у отца Георгия был потрясающий русский язык. Я сейчас не говорю о существе его проповеди, которая, думаю, очень бы понравилась Иисусу Христу. Но, когда эти проповеди будут напечатаны в книжках, боюсь, того, каким языком они были произнесены, этого горения и пылания [на бумаге] не передать.

И очень страшно после этого слушать по радио, читать в газетах, по телевизору слышать, как говорят сейчас люди. Ведь вы посмотрите, буквально каждый говорит «честно говоря», через каждое слово – «честно говоря». Создается впечатление, что всё остальное время они врут.

К отцу Георгию не приставали никакие клише, это был живой, правильный, замечательный человек.

Алла Калмыкова:

<…> Этот человек никогда не запирался ни в келье своей, ни на кафедре церковной. Может быть, не все знают, что он возложил на себя невероятно трудное, начатое еще отцом Александром Менем служение в Республиканской детской клинической больнице. В самых тяжелых отделениях, где лежат дети с лейкемией, в отделении искусственной почки, в онкологии детской, куда и войти-то страшно, поскольку дети после химиотерапии похожи на маленьких бледных старичков. Отец Георгий возглавил группу милосердия, создал при больнице храм Покрова Пресвятой Богородицы. И самое трудное, наверное, было не служить там по субботам, не причащать женщин с детьми, 50 % которых, может быть, обречены на смерть, но отпевать этих малюток и утешать, возвращать к жизни их матерей. Я не знаю, какую для этого нужно иметь душу, какую силу нужно иметь, но отец Георгий ее имел. И это было не просто жертвенное служение Христово, это была установка, это был один из основных моментов его проповеди христианства, которое выражалось в двух простых словах: остаться и разделить.

Когда он писал о женщинах-христианках ХХ столетия, а у него много таких статей, то, упоминая имена, скажем, философа и монахини Эдит Штайн, Симоны Вейль, матери Марии (Скобцовой) и других, он говорил о том, что их служение Христу было новым прочтением Евангелия. Не просто проповедь словом, а проповедь жизнью, проповедь служением и разделением страдания. Отец Георгий являл это собою.

Яков Кротов: У нас сообщение на пейджер, пишет Олег: «Отец Георгий был уникальным человеком. Я стоял к нему в очереди исповедоваться, но, к сожалению, не был готов к исповеди, о чем очень жалею. Скажите, где его похоронят, чтобы можно было поклониться могиле».

Отец Георгий умер 22 июня, умер, придя с очередного сеанса химиотерапии, прилег и уже не проснулся. Грешным делом, у меня такая была суеверная мысль, что вот, человек [несет служение] среди тяжелобольных детей и вдруг сам умирает от этой болезни. Мне кажется, когда речь идет о таких детях, вообще о раке, самое трудное – объяснить, что это не заразно. Сам отец Георгий очень переживал, что эти дети подвергаются не дискриминации даже, а остракизму, потому что мы непроизвольно все язычники, мы склонны думать, что болезнь – это проявление греха и что это дело заразное, потому что грех в себе каждый немножечко чувствует. А ведь нет! Вот безгрешный, чистый, очень светлый человек отец Георгий, и, тем не менее, умер он первым из своей «возрастной когорты». Отпели его во вторник, похоронили на Пятницком кладбище, это между метро «Рижская» и «Алексеевская».

У отца Георгия была еще одна необычная особенность … Когда его рукоположили в 1992 году, то оказалось в храме Космы и Дамиана три священника, которые мне слегка напоминали то ли трех мушкетеров, то ли трех богатырей васнецовских: отец Александр Борисов, отец Георгий Чистяков, отец Владимир Лапшин. Илья Муромец – это, конечно, отец Александр Борисов, он же Портос, который волочет на себе многотысячный приход. Отец Владимир Лапшин – это такой, я бы сказал, Атос, Добрыня Никитич, неподкупный голос совести, к нему на исповедь даже страшно идти. <…> А отец Георгий – такой Алеша Попович, весь светящийся какой-то и в то же время, я бы сказал, Арамис. Потому что ему часто инкриминировали люди, которые пришли в Православную Церковь сравнительно недавно, что вот, очень он католиков любит, вот, пишет про святую Эдит Штайн, на Западе бывает, с Папой за ручку здоровался.

Кстати, у него есть статья о том, как православие и католичество совместно используют свои духовные сокровища. Ведь мало кто знает, что, например, книга «Духовная брань», очень популярная среди православных начиная с XIX века, была написана иезуитом Лоренцо Скуполи в начале XVII века, а преподобный Никодим Святогорец (Афонит) перевел ее в конце XVIII века, сделав православной книгой. <…> И таких примеров много. Отца Георгия за [открытость к западному христианству] недолюбливали. Теперь, когда он умер, я бы сказал так: либералов стало меньше на земле, но зато у них появился надежный небесный заступник.