Post scriptum

Личность Георгия Петровича произвела на нас столь огромное впечатление, что, когда спустя несколько лет мы стали активно искать путь к Богу, перемещаясь по разным православным храмам, то, узнав, что Георгий Петрович был рукоположен в священника, мы стали прихожанами храма Космы и Дамиана и духовными детьми отца Георгия. Наши сыновья несколько раз были на службах, которые вел отец Георгий, на исповеди у него, и образ хорошего православного священника-друга накрепко связался у них именно с ним. Мы старались не пропускать встреч, семинаров, лекций отца Георгия в храме и вне его. Тепло вспоминаются новогодние службы 1 января, которые, как правило, проводил отец Георгий, и где создавалась атмосфера семейного праздника. К слову сказать, он крестил некоторых взрослых членов нашей семьи.

Во многом Встреча с Богом произошла у нас благодаря отцу Георгию. Его старший друг и учитель, митрополит Антоний Сурожский, говорил, что можно встретиться со Христом, увидев Его в том, кто очень любит Его. Нам посчастливилось это увидеть.

И большая благодарность за это Богу и отцу Георгию.

Светлая ему память.

Июнь 2021 г.

Ирина Языкова

Мы с отцом Георгием довольно много и тесно общались – не только в храме, но и на радио вместе работали, и в университете. Действительно, он был человеком, для которого каждый человек что-то значил. И вообще, для него христианство – это прежде всего люди. И он сетовал, что у нас в традиции очень мало понимают, что Христос был Человеком (у нас все-таки монофизитский всегда крен, что это Бог, Всемогущий). Действительно, в православной культуре человеческое Христа отходит если и не на задний план, то как бы в тени Божественной славы всегда находится. И он говорил, что русская культура не знала гуманизма, поэтому у нас всегда государство важнее человека, идея важнее личности. Он говорил: «Сейчас очень критикуют европейский гуманизм, ну так у нас и критиковать-то особо нечего». Христианство возвращает человеку человека: и через Христа, и через вот эту любовь, через соединение Церкви, которая начинается не как монолитная группа адептов без страха и упрека, несущая новое учение, и даже не как малое стадо, а просто как горстка людей, знающих друг друга и спорящих. Вот это для него было чрезвычайно важно.

Мы не то чтобы много с ним говорили – всё время на бегу (а мне всегда хотелось подольше с ним поговорить – иногда удавалось). А на исповеди вообще это было замечательно: я ему что-то рассказываю, а потом он говорит: «А теперь я тебе буду исповедоваться, вот у меня такая проблема, как ты на это смотришь?» Это мало кто из священников делает. Это тоже потому, что он видит не просто единицу какую-то – человек пришел на исповедь… Как одна бабушка говорила: «Ты, батюшка, меня не спрашивай, ты меня фартучком накрой», – вот этого он, конечно, не понимал. Человеческие отношения для него были чрезвычайно важны: именно – от человека к человеку. (Неофиты – в девяностых годах мы от этого очень страдали, – часто начинают сразу с догматов, с истории Церкви, большими такими мазками воспринимают: каноны, запреты.)

Он имел церковное детство, и я имела церковное детство, нам тут было о чем поговорить. Мы знали и трудный опыт веры в советское время. Потому что в студенчестве я как бы заново познавала Церковь. От бабушки я вырвалась в свое время, сказав: «Это бабушкин клуб, а вот я буду теперь заниматься наукой». У него менее драматично это было, и он как-то соединил веру и науку. И мне потом пришлось это всё внутри себя склеивать, в том числе – через отца Александра Меня, конечно, который тоже соединял в себе и веру, и культуру, и науку. И через отца Георгия, потому что он понимал, чту меня волновало в детстве и почему я вырвалась из цепких рук моей бабушки, которая пела в церковном хоре и железной рукой меня водила в церковь.

Мы часто говорили о том, как донести до своих студентов (я тогда уже стала читать в семинарии) то, как жила Церковь, например, в советское время. И он тоже пытался им этот опыт передать. Отец Иоанн Гуайта говорил о том, что сейчас ностальгируют по Советскому Союзу. Да, ностальгируют. Но я считаю, и об этом мы тоже с отцом Георгием говорили, что очень важно сохранить память о том, как Церковь выживала в это время, как христиане выживали, как трудно было сохранить чистоту своих взаимоотношений с Церковью, когда тебе всё время говорили: «Ну, ты там верь, но ты скажи вот так-то…»