Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Никакого пространства и времени самих по себе у Канта не остается. (Это не удивительно: посткреационистские время и пространство и так являются заведомо ничтожными — нигилистическими, дезонтологизированными — концепциями, и если этот нигилизм вначале не осознается, то у Канта все приобретает должные формы и пропорции). Они приобретают новое качество, становясь строго гносеологическими категориями,т.е. существуя в сфере познания (в частности, в том его секторе, который отвечает за упорядочивание чувственных данных).

Время и пространство как гносеологические реальности

В «Критике чистого разума Кант пишет о пространстве следующее: «Конечно, само пространство, вместе со всеми явлениями в нем как представлениями, находится только во мне, но все же в этом пространстве реальное содержание или материал всех предметов наглядного представления дан действительно и независимо от всякой фантазии; при этом невозможно, чтобы в этом пространстве было дано что-либо вне нас (в трансцендентальном смысле), так как само пространство не существует вне нашей чувственности».

Обратите внимание, как бьется в этих замечательных строках сам дух модерна, попавший в капкан! С одной стороны «пространство (...) находится только во мне»и «пространство не существует вне нашей чувственности».

Но, чтобы не свихнуться или не укатиться в добротную древнюю мистику (т.е. в премодерн), Кант уточняет: «В пространстве реальное содержание и материал всех предметов дан действительно и независимо от всякой фантазии».Здесь ключевыми являются слова «реальное содержание», «действительно» и (для успокоения академического сообщества) «независимо от фантазии».

Кант хочет показать, что пространство, понятое таким образом, есть не химера, не выдумка, но и не нечто существующее само по себе. Это пространство «реально» и «действительно» как гносеологическое явление,и это важно, так как Кант таким определением, по сути, открыто придает гносеологии статус единственной реальности и единственной действительности. Пространство Канта «действительно» и «реально»,

потому чтолежит в основе познания. Реальность и действительность познания делает их реальными и действительными.

Кант лишает субстанциальности не только объект, но и субъект (хотя Хайдеггер считает, что это он делает менее решительно, чем в случае объекта). От декартовского «cogito ergo sum», остается только «cogito», которое одно несомненно и становится базой всей «реальности» и «действительности».

Это чрезвычайно важный сдвиг в эволюции категорий пространства и времени уже в рамках парадигмы Нового времени (модерна). Пространство и время изначально были посткреационистской абстракцией, отсутствие онтологического основания которой было завуалировано оптимистической позитивностью самого («освободительного») концепта. И на первых порах казалось, что уж если что и есть, так это локальное пространство и линейное время; они-то и представляют собой самую что ни на есть «объективность», «действительность» и реальность. Но скоро — вместе с Кантом — выяснилось, что объект (чьими первичными свойствами являются пространство и время, а иногда еще материя) есть лишь категория теории познания, презумпция, пусть важная и даже неизбежная, но совершенно не обоснованная и не поддающаяся обоснованию рациональными методами.

«Объект должен был бы быть, — мыслит Кант, — Хорошо бы чтобы он был. Но... рассудку это доказать и познать не дано. И те, кто отказывается воспринять эту критику, действуют уже не на основании рассудка, а на основании предрассудка».

Пространство и время становятся, таким образом, действительными и реальными только в границах познания.Поэтому-то они и оказываются — одно локальным и изотропным, а другое — линейным и необратимым: ведь речь идет о проекции структур рассудка, который оперирует с отвлеченными умозрительными математическими и геометрическими объектами, где есть прямые линии, отвлеченные пропорции, числовые последовательности и двоичный код — есть/нет, 1/0. Выясняется, что пространство и время парадигмы модерна — это лучи упорядоченного рассудка, обращенные на предполагаемые ментальные «объекты» — «ноумены». «Ноумены», безусловно, есть в структуре чистого разума. С другой стороны, безусловно, есть феноменологическое копошение восприятия, тревожащее этот чистый разум. Но никакого внятного переход от ноумена к феномену—нет. Ноумен остается в границах логики, феномен — в границах апперцепции. Все удачно и слаженно работает, но о собственном бытии, онтологическом отождествлении или различии речи больше не идет.

Время мышления и пространство чувствования