Читаем Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы полностью

Однако двух союзников — голода и холеры — большевикам было мало, поэтому именно в Петрограде они развернули самый жестокий тотальный террор, какого в ту пору не было нигде в России. 26 июня 1918 года, спустя почти неделю после того, как за Невской заставой эсер Никита Сергеев застрелил В. Володарского, глава правительства Владимир Ленин писал своему петроградскому наместнику: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и вы (не вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс,

вполне правильную. Это не-воз-можно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает. Привет! Ленин
» [24. С. 67].

Руководство города и местная ЧК с готовностью откликнулись на призыв вождя. Уже к октябрю 1918-го «общее количество жертв красного террора в Петрограде… достигло почти 800 человек расстрелянных и 6229 арестованных» [34. С. 154]. Особенно активизировалась арестная и расстрельная деятельность петроградских большевиков после 30 августа, когда в Москве на заводе Михельсона было совершено покушение на Ленина, а в Петрограде в вестибюле Главного штаба на Дворцовой площади был убит председатель местной ЧК Моисей Урицкий. Только в следующие два дня было расстреляно 512 заложников. «Один из руководителей ПГЧК Н.К. Антипов, выступая на митинге в день похорон М.С. Урицкого 1 сентября 1918 г., заявил, что чекистами города уже задержано 5 тысяч представителей буржуазии… В ближайшее время, по его словам, будет расстреляно в 3–10 раз большее количество известных в царское время деятелей» [34. С. 153].

Выступавший на том же митинге Григорий Зиновьев объяснил: «Пробил час раздавить гадину» [33. С. 175]. 18 сентября на Седьмой конференции парторганизации Петрограда он говорил: «Мы теперь спокойно читаем, что где-то там расстреляно 200–300 человек… Если мы будем идти такими темпами, мы сократим буржуазное население России» [34. С. 132]. А 24 сентября на заседании Петросовета закончил свою речь словами: «Революция есть кровь, огонь, есть железо, и хорошо, что настала эта эпоха. Да здравствует красный террор!» [33. С. 176] — и ушёл с трибуны под овации собравшихся. Один из ближайших соратников главного вождя правильно понял ленинские слова о необходимой массовидности террора: он публично, во всеуслышание, разрешил рабочим расправляться с интеллигенцией и буржуазией по-своему, прямо на улице [34. С. 151–152]. «Вы, буржуазия, убиваете отдельных личностей, а мы убиваем целые классы!», — открыто провозгласил Зиновьев [37. С. 231].

Впрочем, на самом деле большевистский наместник в Петрограде апеллировал не к профессиональным рабочим, а к деклассированным пролетариям. Рабочая интеллигенция и те рабочие, которые входили в те или иные небольшевистские политические партии (главным образом, в партии меньшевиков и эсеров) или поддерживали их, сами попали под гильотину «красного террора»: часть из них оказались в тюрьме, были взяты в заложники, некоторые расстреляны.

В результате с 1918 по 1921 год в городе жертвами большевистского террора стали тысячи жителей, в том числе старики, женщины, подростки. Широко используя систему заложничества и антисоветские заговоры, в большинстве сфабрикованные чекистами на живую нитку, большевики расправлялись со всеми, кто, по их мнению, был врагом или мог им стать в будущем. «В те дни… аресты и расстрелы знакомых и близких стали обыкновенным, почти будничным явлением.», — признавала позже эмигрантка Ирина Одоевцева в своих вполне просоветских мемуарах [30. С. 41].

Так с первых шагов советской власти массовые репрессии стали одним из важнейших направлений государственной политики и самой её сутью на десятилетия вперёд. По-другому большевики-коммунисты просто не могли: демократизация — даже весьма относительная — грозила им реальной потерей власти. В 1920 году Владимир Ленин кратко и чётко сформулировал суть своего «пролетарского» режима: «Диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанная никакими законами» [26. Т. 37. С. 245]. Устрашение, массовая жестокость, «кровавое очищение революцией» — в этом коммунисты, не скрывая того, брали пример с Великой французской революции. И никому из большевистских вождей, наверное, даже в дурном сне не могло присниться, что русская гильотина, как и французская, не остановится, пока не казнит всех своих жирондистов, Эберов, Дантонов, Демуленов, Робеспьеров, Сен-Жюстов…


Параллельные заметки. Несколько любопытных исторических параллелей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всё о Санкт-Петербурге

Улица Марата и окрестности
Улица Марата и окрестности

Предлагаемое издание является новым доработанным вариантом выходившей ранее книги Дмитрия Шериха «По улице Марата». Автор проштудировал сотни источников, десятки мемуарных сочинений, бесчисленные статьи в журналах и газетах и по крупицам собрал ценную информацию об улице. В книге занимательно рассказано о богатом и интересном прошлом улицы. Вы пройдетесь по улице Марата из начала в конец и узнаете обо всех стоящих на ней домах и их известных жителях.Несмотря на колоссальный исследовательский труд, автор писал книгу для самого широкого круга читателей и не стал перегружать ее разного рода уточнениями, пояснениями и ссылками на источники, и именно поэтому читается она удивительно легко.

Дмитрий Юрьевич Шерих

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Целительница из другого мира
Целительница из другого мира

Я попала в другой мир. Я – попаданка. И скажу вам честно, нет в этом ничего прекрасного. Это не забавное приключение. Это чужая непонятная реальность с кучей проблем, доставшихся мне от погибшей дочери графа, как две капли похожей на меня. Как вышло, что я перенеслась в другой мир? Без понятия. Самой хотелось бы знать. Но пока это не самый насущный вопрос. Во мне пробудился редкий, можно сказать, уникальный для этого мира дар. Дар целительства. С одной стороны, это очень хорошо. Ведь благодаря тому, что я стала одаренной, ненавистный граф Белфрад, чьей дочерью меня все считают, больше не может решать мою судьбу. С другой, моя судьба теперь в руках короля, который желает выдать меня замуж за своего племянника. Выходить замуж, тем более за незнакомца, пусть и очень привлекательного, желания нет. Впрочем, как и выбора.

Лидия Андрианова , Лидия Сергеевна Андрианова

Публицистика / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Попаданцы / Любовно-фантастические романы / Романы