Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

И опять-таки: элементарная логика подсказывала — мало взять на строжайший учёт каждый грамм продовольствия, надо вдобавок принять все меры для его сохранения, рассредоточив имеющиеся ресурсы на объектах, которые наименее уязвимы при авианалётах и максимально безопасны при возникновении пожаров. Однако эти меры тоже не были приняты, и в первый же блокадный день в результате вражеской бомбардировки крупнейшие, Бадаевские, склады сгорели дотла. Эти деревянные строения, возведённые в 1914 году купцом Растеряевым, стояли всего в десяти метрах друг от друга и от начинённых напалмом бомб вспыхнули мгновенно.

Уже 2 сентября городские власти были вынуждены пойти на первое снижение норм отпуска хлеба: рабочим и ИТР — с 800 граммов до 600, служащим — с 600 до 400, детям и иждивенцам — с 400 до 300. Через десять дней последовало новое сокращение хлебного пайка: для жителей первой категории — до 400 граммов, второй и третьей — до 200. Но фактически нормы были ещё ниже, ведь с 6-го числа в хлеб стали добавлять ячменную, овсяную муку и солод, затем — отруби соевой муки и жмыхов. Уже в середине двадцатых чисел сентября в каждой буханке примеси составляли 40 %, а значит, питательные свойства хлеба резко упали.

Горожане не понимали, что происходит. Известный ленинградский педагог Владислав Евгеньев-Максимов, эвакуированный после первой самой страшной блокадной зимы, вспоминал: «В октябре <1941 года> уже весьма ощутительным образом почувствовался, а в ноябре уже форменным образом начал свирепствовать голод. До сих пор мне не вполне ясны причины его быстрого наступления. Столько ведь говорилось о том, что Ленинград снабжён продуктами питания в изобилии, что этих продуктов хватит на несколько лет…» [12. С. 113].

От разговоров к делу власть перешла лишь с началом блокады. Причём возглавляли эту работу москвичи: сначала Дмитрий Павлов — уполномоченный Государственного Комитета Обороны (ГКО) по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда (сентябрь 1941-го — январь 1942-го), затем Алексей Косыгин — уполномоченный ГКО в Ленинграде (январь-июль 1942-го).

Параллельные заметки

. Страх голода всегда гнездился в сознании жителей северной столицы, как, пожалуй, ни одного другого крупного российского города. Петербург, удалённый от плодородных земель и основных торговых путей, ещё в XVIII веке при малейшем неурожае клал зубы на полку. Относительно сытыми были вторая половина XIX и начало ХХ века. А потом грянули петроградская блокада 1918–1921 годов и полуголодные 1928–1934 годы, когда в стране действовала карточная система. В ту пору мало кто из ленинградцев имел дачный участок или более-менее приличные накопления, поэтому большинство сидело на том скудном пайке, который отоваривали по карточкам. «Люди постарше ещё помнили деликатесы, а дети о них уже не знали, — пишет Елена Игнатова.

 — Ленинградка Л.А. Дукельская рассказывала, как родители решили сделать ей подарок — сдали какую-то вещицу в Торгсин и купили пирожное. Вся семья собралась смотреть, как она будет есть пирожное, девочка попробовала и отложила его — хлеб гораздо вкуснее» [14. С. 750–751]. Случались и голодные смерти: весной 1932-го пенсионеров из числа ««нетрудовых элементов» лишили хлебных карточек, и чудом уцелевшие, последние старики-аристократы тихо, незаметно уходили в мир иной.