Постижение военного искусства

Двести лет развития военного искусства в России, начиная с Ивана Грозного и до Елизаветы Петровны включительно, надо рассматривать под углом борьбы с нашей отсталостью; азиатская армия отчетливо уяснила свою слабость и стремилась стать европейской. “Народ российский паче о бранях, нежели о книгах, паче об обучении воинском, неже об обучении школьном, тщание имеяше”. Вначале, однако, для этого не хватало экономических предпосылок и в стихии натурального хозяйства тонули все реформаторские попытки. Стрельцы — упорядоченная пехота Ивана Грозного — получали вознаграждение не столько жалованием, как торговыми привилегиями и быстро сложились в особую вооруженную часть мелкой буржуазии, весьма мало способную усвоить новое военное искусство. Русские стрельцы до такой степени были мало способны к сомкнутому удару, что в Смутное время, когда мы нашли себе союзника в лице Делагарди, “стравились со шведами”, нас поражало, как шведы “пешие пойдоша наперед, отыкався копиями, а конныя сташа позади них”. “Ересь военная”, естественно, первая открыла себе путь в Московское государство, которое еще стремилось замкнутостью сохранить свою самобытность. Тогда как общая тенденция политики заключалась еще и в том, “чтобы торговые и иные никакие люди в Киеве и иных порубежных городах никаких книг литовския печати не покупали”, мы к концу Смутного времени составляем “Устав ратных, пушечных и других дел... выбран из иностранных военных книг Онисимом Михайловым”, а в половине XVII века издаем перевод труда Вальдгаузена под заглавием “Хитрости ратного строения пеших людей”, получающий уже характер официального устава.

Иностранцы вызывались уже в начале XV века; но они становятся лишь при Борисе Годунове заметными в нашей военной организации. Естественно, что Россия, получившая в начале XVII века такие тяжелые удары от Польши, наученной иноземцами, захотела при первой возможности отквитаться, опираясь на тех же иноземцев. Густав-Адольф начал накупать в России значительное количество хлеба. На вырученные деньги мы захотели нанять до 5 тысяч иностранцев, при помощи которых рассчитывали отбить у поляков Смоленск — угрожающую по отношению к Москве позицию, захваченную поляками в Смутное время.[14]

“Немецкие” полковники — Александр Лесли и Пецнер — приступили к набору наемников за границей. Перед московским правительством открылась “пропасть, всегда зиявшая своей ужасной пастью” — расходов на наемников. Последние, в момент 30-летней войны, были в цене, особенно в отъезд в Московию. Месячные оклады иностранных офицеров колебались в кавалерии от 420 рублей (прапорщик) до 5.600 рублей (полковник), в пехоте от 245 рублей до 3.500 рублей (в довоенной ценности рублей). Московская казна смогла, с крайним напряжением, выделить до 2 миллионов довоенных рублей, но этого было далеко не достаточно. “Кто гроши дает, тому служит” наемник. Недаром Мориц Оранский ставил в центр тяжести своей реформы аккуратную выплату жалованья. Последнее было непосильно для Москвы XVII века. Начались побеги и развал дисциплины в иноземных полках; боевая ценность последних быстро понизилась. “Выезжий немчин”, англичанин Ричард Стивенс, несколько раз менял службу — 2 раза служил Швеции, 3 раза России. Попавшиеся в плен полякам иноземцы спокойно писались к ним на службу. После неудачного Смоленского похода иноземцев пришлось поспешно рассчитать, часть уехала домой, а часть осела в России и была поверстана местным окладом. Но иноземный офицер, ставший русским помещиком, конечно, терял много драгоценных европейских черт; это хорошо понимало русское правительство, отказавшееся в дальнейшем платить иноземцам старых выездов полный иноземческий оклад жалованья; “ибо иные яко фозалы (вассалы — А. С.) Царского Величества суть”.[15] Они также бегали от службы, бывали в нетчиках, приговаривались за то к наказанию кнутом, сажались в тюрьму, “чтобы впредь иным неповадно было”.

Очевидно, вооруженную силу следовало строить не на иноземцах, а на обучении русских людей иноземному строю. Уже в 1630 г. для пополнения 1 рейтарского и 6 пехотных иноземных полков, принимавших участие в Смоленском походе, призывались и русские люди, которые должны были служить под командой иноземцев и учиться у них. Однако, в русском населении крайне трудно было найти элементы, социально близкие к тем, которые на Западе шли в наемники. Как на Западе формирование рейтарских полков являлось возможным только путем набора слоев населения, стоявших не слишком высоко на феодальной лестнице, так как усвоение новой дисциплины являлось безнадежным для рыцарей-баронов, у каждого из которых была своя фантазия, так и у нас пришлось обратиться к использованию наименее обеспеченного слоя “беспоместных детей боярских” с обещанием им “дать по 5 рублей для бедности” (75 довоенных рублей) и с предоставлением права возвратиться на службу на старых основаниях. В дальнейшем русские полки иноземного строя размножились. К концу XVII столетия у нас насчитывалось уже 48 солдатских и 26 копейных и рейтарских полков.