AnnotationОпубликовано в: «Континент», №67, 1991, С. 160-170.

По материалам Римской встречи [в октябре 1990 г.]

Здесь, в Риме, собрались русские и нерусские, советские и несоветские, чтобы поставить вопросы по национальной проблеме, как она в настоящее время стоит в России и СССР, и попытаться найти на них ответы. Поэтому не будет странным, если я начну с самых элементарных и при этом самых трудных вопросов: что значит сегодня быть русскими? Что значит сегодня быть советскими?

Претендовать на бесспорные и окончательные ответы в этом вопросе нельзя — это были бы лишь самые банальные ответы. К тому же можно сомневаться в возможности обоснованного и конкретного ответа на эти вопросы, поскольку в характеристику национального или государственного всегда привносится оценочный момент, порой чересчур идеализирующий, порой чересчур критичный. Словом, создается некий стереотип, вдобавок изменчивый, в зависимости от того, воспринимается ли нация глазами того, кто к ней принадлежит, или же глазами принадлежащего к другой национальности, как в моем случае. Думаю все же, что эти сомнения можно преодолеть и поставить наши два вопроса, учитывая высказанные выше соображения в качестве элементов для самоконтроля.

Быть русским сегодня, как и в прошлом, — значит, в первую очередь, принадлежать к определенной языковой общности, которая, однако, сама по себе недостаточный признак для определения национальности. Например, английский, немецкий, испанский языки — родные для народов, не составляющих Англию, Германию, Испанию. Иначе обстоит дело в случае русского языка, который является родным только для русских, но на нем говорят и другие народы, обладающие собственным языком и входящие в состав государственного образования, в прошлом носившего название Российской империи, а ныне именуемого Союзом Советских Социалистических Республик. Русский язык является официальным языком многонационального государственного образования.

Если языковая общность — условие необходимое, но не достаточное для определения русских, то же самое относится и к русской географической общности. Известно, что география наций — и европейских, и неевропейских — носит исторический характер и что размеры наций, в Западной Европе по большей части уже установившиеся, меняются в зависимости от политических перипетий и войн в особенности. Но имеются случаи исключительно подвижной географии наций, и Россия как раз один из них. Дело не только в имперском и многонациональном характере России и СССР. Это отнюдь не уникальная ситуация: еще несколько десятилетий назад имперская структура была общей чертой многих европейских стран. Однако в случае России дела обстоят иначе, поскольку входящие в ее состав нации, независимо от того, Российская ли это империя или Советский Союз, — находятся в соседстве с нею, а не отделены морями или океанами, как это было с колониальными державами в прошлом. Сравнение с Австро-Венгерской империей верно лишь до определенной степени, так как Россия была и продолжает быть центром многонациональной системы, являющейся не только европейской, но и евроазиатской. Собственно Россия, после завоевания Сибири, — страна биконтинентальная, в силу чего знаменитая формула "Европа от Атлантики до Урала" перерезает Россию надвое, исключая Россию, находящуюся за Уралом.

Если для определения того, что такое русские, кроме языка, недостаточно и географии, то, может быть, на помощь нам придет культура, и тогда можно будет выявить собственно русскую духовную общность. В поисках ответа на поставленный нами вопрос в первую очередь должна помочь религия, ввиду специфичности христианства в России: в том образе самой себя, созданном Россией, религиозный момент, вместе с культурой в ее целостности, является центральным. Но и здесь все гораздо сложнее, чем представляется: ведь если справедливо, что национальная культура не что-то однозначное и однородное, а внутренне динамически-противоречива и даже подвержена внутренним разрывам, не менее значащим, чем ее единство, то в случае русской культуры дело обстоит еще сложнее, так как в ней сосуществуют по крайней мере два слоя: древний, средневековый, автохтонный и современный, послепетровский, "западный". Конечно, здесь упрощается специфическая черта русской культуры, которую, однако, в XIX столетии и в начале ХХ-го сами ее носители и создатели переживали именно в этой присущей ей дихотомии. Что же касается религии как специфического историко-социального института, то в России она, в отличие от других христианских конфессий, в особенности католической, не имела автономии и большей частью для нее была характерна подчиненность самому мощному из всех институтов в русской истории — государству.