Постправда: Знание как борьба за власть

Лисы видят скрытые условия, способные привести к созданию нового порядка, тогда как ежи диагностируют лишь временное отклонение в основной сюжетной линии. Во многом это различие сводится к исторической точке зрения: те, для кого политика заключается в забегах от одних выборов к другим, обычно ведут себя как лисы, тогда как ежи, скорее, видят в политике долгосрочные движения социальной трансформации. Авторитет, которым ежи пользуются в медиа и на который Тетлок порой жалуется, в значительной мере можно связать с их способностью говорить так, словно их мировоззрению просто суждено победить, а потому они в основном фокусируются на объяснении того, как именно это должно случиться. Неточность в предсказаниях они компенсируют тем, что персонифицируют будущее, наступление которого они прогнозировали. В таком случае, как мы увидим, правильнее, вероятно, последовать за Макиавелли, а не за Эразмом и решить, что видом, противоположным в этом плане лисице, больше пристало быть льву

, а не ежу.

Усовершенствование политического суждения для улучшения политических предсказаний и улучшения самой общественной жизни – две разные цели. Каждая по-своему сложна, и возможно, что вторая сложнее. Тетлок желает достичь обеих целей. С одной стороны, он поддерживает взращивание интеллектуальной добродетели в публичных интеллектуалах ради повышения строгости того, что в конечном счете считает прикладной политической наукой. С другой стороны, действительно ли состояние общественной жизни улучшилось бы, если бы публичных интеллектуалов поощряли делать более точные предсказания, признавать свои ошибки и менять убеждения, приводя их в соответствие аксиомам вероятности и теореме Байеса? Ответ неочевиден, и основная причина в нехватке фактических данных о последствиях подобных изменений.

Рассмотрим более скромную программу по улучшению общественной жизни, которая не требует обучения публичных интеллектуалов и ограничивалась бы подсчетом коэффициента успешности интеллектуалов по данным медиа. Даже если бы эта программа могла улучшить общественную жизнь, неясно, будет ли такое улучшение результатом того, что люди станут прислушиваться к интеллектуалам с лучшим послужным списком, или же их реакция будет, напротив, парадоксальной. Например, серия «почти попавших» предсказаний одного из догматических ежей, изученных Тетлоком, могла бы навести некоторых людей, прислушивающихся к его высказываниям, на мысль о необходимости изменить политико-экономический порядок так, чтобы он послужил повышению точности будущих прогнозов этого ежа. Иными словами, ложные предсказания могут интерпретироваться как свидетельство систематически подавляемой реальности, которая заслуживает полного выражения – возможно, в духе третьей интерпретации «наследия прошлого» из предыдущего раздела. Обычно мы представляем самоосуществляемые и самоопровергаемые пророчества в качестве результата предварительного

объявления предсказания, которое затем вызывает действия, способствующие его исполнению или опровержению. Но что можно сказать о реваншистском

пророчестве, вдохновляемом привлекательностью альтернативной реальности, которая выводится из цепочки ложных предсказаний?

Здесь нам нужно внести кое-какие дополнения в политический зоопарк Тетлока. У лисы было много противников – не только еж Эразма, но и лев Макиавелли: лев правит прицельной демонстрацией силы, тогда как лиса применяет разные хитрости. Если лиса обманывает и приспосабливается, так что часто суммарный эффект сводится к расточению сил, то лев склонен попросту устранять противников, стоящих у него на пути. В этом отношении лев превращает объяснительную idée fixe ежа в откровенную политическую стратегию, как, например, в том случае, когда академический марксист пересекает границу и из того, кто просто обладает господствующей теорией, превращается в политика, обладающего господствующей идеологией.

Тот факт, что Тетлок не учитывает в полной мере львиную политику, можно заметить в его выводе, согласно которому ежи показывают лучшие результаты в статических средах, а лисы – в динамических [Tetlock, 2005, p. 251]. Он предполагает, что и то и другое политическое животное просто адаптируется к миру, хотя и своим собственным, неподражаемым способом, а не создает новые возможности, не говоря уже о том, чтобы разведывать утраченные возможности, намек на которые скрывается в их несбывшихся предсказаниях. В этом отражается поход Тетлока к политическим суждениям как «констативам», а не «перформативам», если вспомнить старую терминологию теории речевых актов [Austin, 1962; Остин, 1999]. Другими словами, его заботит только то, совпадут ли суждения с целевыми референтами, а не то, какие последствия могут возникнуть в силу самого факта высказывания таких суждений.