Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

Однако как только лекарь увидел, что от него требуется, сразу заметно повеселел; видимо, он уже было решил, что его похищают. Достав из своей котомки какие-то баночки, нож, белые тряпки и многое другое, предназначение чего я не совсем понял, он что-то требовательно сказал одному из служек гостиницы, и тот сразу же убежал на кухню, гремя посудой.

Нам же всем, по красноречивой просьбе лекаря, пришлось покинуть мою комнату, в которой лежал Алехандро, да и отдохнуть мне надо, иначе завтра буду никакой, а это плохо тем, что решать проблемы, тем более не свои, с головной болью – «удовольствие» не из приятных. Как бы то ни было, но, выслушав доклады Олега и Никифора, я сразу же отправился на боковую, прихватив с собой из своей комнаты извечную шпагу. Жизнь – штука такая, что расслабляться не следует, разве что в бане, да и то не всегда.

Так получилось, что утром я проснулся в десятом часу, банально проспав, чего, естественно, со мной давно не случалось, ведь что бы ни произошло, встаю я с восходом солнца. Видимо, вчера действительно переутомился.

Однако утренний моцион с легкой зарядкой отменять не стал: время есть, да и изменять себе сразу же в нескольких вещах за день не слишком хорошо.

Благоухающие ароматы завтрака расползались по этажам гостиницы, будоража пустой желудок так, что казалось, еще чуть-чуть, и он сам себя съест, не дотерпит до того момента, когда в него попадет кусочек-другой съестного чуда.

Гвардейцы, переждавшие ночь в относительном спокойствии, с веселыми лицами сидели за столом, уплетая за обе щеки испанские блюда, иногда искоса поглядывая на молодых служанок, стреляющих глазками в сторону статных русских воинов.

За нашим столом уже сидели Олег с Борисом, обсуждая какую-то, судя по всему, занятную тему; то и дело один из них показывал какие-то фигуры на пальцах, желая доказать своему оппоненту собственную правоту.

– Утро доброе, господа.

На мое приветствие ответили разноголосицей все собравшиеся, кто-то даже порывался встать, но успокаивающий взмах руки посадил ретивых служителей посольства обратно на место.

– Интересно, что же вы так оживленно обсуждали, друзья, что даже на пальцах показывали друг другу? – с улыбкой спросил я лейтенанта с боярином, усаживаясь за стол с приготовленными горячими блюдами.

Олег с Борисом несколько стушевались, но спустя минуту оживленно начали доказывать уже мне то самое, о чем они так охотно спорили. Оказывается, они спорили об оружии, точнее, о пехотной шпаге и палаше; про сабли вроде никто ничего не говорил. Как боярин и, соответственно, как уделяющий больше внимания конным экзерцициям, Борис Долгомиров придерживался мнения, что палаш более удобен и незаменим, нежели легкая пехотная шпага, которую пехотинцы особо не используют, полагаясь больше на фузею со штыком. Ну а Олег настаивал на том, что шпага лучше палаша, причем даже если ты верхом на коне.

Спор, в котором, честно признаться, я не мастак, не вызвал у меня ничего, кроме вежливого интереса, да и то только потому, что приходилось слушать, опустошая тарелки перед собой. А вообще я, конечно же, придерживался мнения, что именно сабля наиболее удобна как личное оружие воина: и относительно легкая, и в меру длинна, да и к тому же удар смягчать ей проще в сшибке с врагом – проверено! Но, как говорится, о пристрастиях не спорят, так что пусть каждый использует то, что ему нравится, лишь бы эффект должный был. Вот только мои-то витязи вооружены именно саблями, а через век с небольшим вся русская армия перейдет со шпаг на сабли – чем не показатель?

Позавтракав, я отправился во дворец. Сопровождающих взял минимум, всего троих – Олега и Руслана с Сергеем. Остальные остались в гостинице, присматривать за прислугой и за раненым графом Гомезом. Все же оставлять мало воинов пускай и не в такой уж и большой гостинице не стоило: кто знает, что кровники могут учудить?

Во дворец удалось попасть только через пару часов, да и то благодаря тому, что пришел начальник караула, видевший меня вчера. Он сразу же передал мою просьбу об аудиенции у первого министра Джулио Альберони. Правда, проходя во дворец, моих гвардейцев пришлось оставить во внешнем периметре – ожидать меня «на улице», если можно так выразиться. Дальше пускать их никто не хотел, что, в принципе, правильно: нечего во дворце посторонним разгуливать да ненужные возможности для покушений плодить.

– Вы, сеньор посол, хотели меня видеть? – поинтересовался у меня первый министр, как только я вошел к нему в кабинет, где он сидел за чашечкой ароматного кофе, пролистывая бумаги.

– Да, сеньор первый министр. У меня появилось одно довольно-таки щекотливое дело, которое хотелось бы уладить, не предавая огласке, – присаживаясь напротив министра, говорю ему, благодарно кивнув за кружечку напитка, поставленную рядом со мной.

– Вот даже как. А я, признаться, подумал, что у вас возникли какие-нибудь вопросы по поводу вчерашнего разговора. Но раз их нет, значит, мы правильно поступили, что так долго обсуждали наши проблемы.