Поступь хаоса

Я даже думать толком не могу, будто эта зияющая пустота – не в ней, а во мне, и этого ничем никогда не исправишь.

Што же мне делать?

Вроде бы она начала успокаиваться. Дрожала уже поменьше, и руки задирала не так высоко, и вообще выглядела не так, будто сорвется с места при первой же возможности… хотя кто ее знает. Как понять, когда человек вообще никакого Шума не издает? Как вообще может быть человек, если у него нет Шума?

А она меня слышит? Может человек без Шума слышать другого человека?

Я посмотрел на нее и подумал как можно громче и яснее, ты меня слышишь? Слышишь меня?

Но она совсем не изменилась – ни с лица, ни вообще с виду.

– Ладно, – сказал я и отступил на шаг. – Ладно. Ты просто сиди, где сидишь, ладно? Вот там и сиди.

Еще несколько шагов назад, но глаз я с нее не сводил, а она – с меня. Руку с ножом я, правда, опустил и высвободил из рюкзачной лямки, а потом и весь рюкзак сбросил на землю. Держа одной нож, другой я полез внутрь и выудил книгу.

Што-то она больно тяжела для того, што сделано из слов. И пахнет кожей. А унутри – многие страницы, где моя ма…

Так, это может подождать.

– Смотри за ней, Мэнчи, – велел я.

– Смотреть! – буркнул он.

Я заглянул под обложку. Там и вправду обнаружилась сложенная бумага, как Бен и сказал. Я ее развернул: на одной стороне – от руки нарисованная карта; другая вся исписана, но там столько букв, што у меня никакого спокойствия Шума сейчас не хватит даже попытаться их разобрать, – так што я просто уставился на карту.

Наш дом – вот он, в самом верху, а под ним – город, и река сбоку, по которой мы с Мэнчи шли, течет в болото, где мы прямо сейчас и сидим. Но на этом все не заканчивается. Болото тянется, пока снова не превращается в реку, а по берегу у нее идут стрелочки, стало быть, это вот куда Бен хотел, штобы мы с Мэнчи пошли, и я повел по стрелочкам пальцем, а они прямо взяли и вышли с той стороны болота, прямо к…

ХРЯСЬ!

Мир на секунду стал очень светлый, потому как мне што-то прилетело в голову, как раз в больное место, куда мне двинул Аарон, и я, естественно, опрокинулся, но, опрокидываясь, махнул ножом куда-то вверх, и там слегка вскрикнули от боли, а я успел подхватиться, пока совсем уж не упал, и развернуться, и оказался сиднем на земле, прислонив тылом руку, которая с ножом, к боли в голове, глядя, откуда напали, и вот тут я первый свой урок и усвоил: то, у чего нет Шума, может подкрасться, а ты и не заметишь. Прямо к тебе подкрасться, будто и нет его там вообще.

Девочка тоже сидела на заднице на земле, поодаль, держась рукой за повыше локтя: между пальцами текла кровь. Палку, которой она меня саданула, она уронила, и лицо ее словно провалилось целиком унутрь себя – это из-за того, што она чувствовала от раны.

– ТЫ   ЗАЧЕМ   ЭТО   НАХРЕН   СДЕЛАЛА? – завопил я, стараясь не слишком хвататься за лицо.

Как же задрало, што меня все сегодня бьют!

Она так и смотрела на меня, молча, сморщив лоб, держась за руку.

Кровь текла реально сильно.

– Палка, Тодд! – сообщил Мэнчи.

– А ты, еть, где был?! – повернулся к нему я.

– Какал, Тодд.

Я рыкнул и кинул в него какой-то грязью. Он отскочил и принялся обнюхивать кусты, будто в целом свете ничего необычного не происходит. Внимания у собак хватает на длину спички. Идиотские твари.

Начало смеркаться. Солнце уже прямо садилось. И без того темное болото сделалось еще темнее, а мне так никто до сих пор и не ответил. Время-то идет, а мне как бы не полагается ни торчать тут, ни идти домой, и здесь точно не полагается быть никакой девочке.

Ух ты, как же у нее рука кровит.

– Эй, – голос у меня дрожал от бегущего сквозь меня заряда. (Я – Тодд Хьюитт, думал я, я – почти мужчина.) – Эй, – на этот раз чуть помягче.

Она смотрела.

– Я тебя не трону, – выдавил я, дыша тяжело, совсем как она. – Ты слышишь? Я тебя не трону. Если ты не станешь бить меня больше никакими палками, поняла?

Она поглядела мне в глаза. Потом поглядела на нож.

Она меня понимает?

Я опустил нож с уровня лица и дальше, почти до земли, но положить – не положил. Свободной рукой я принялся снова рыться в рюкзаке, пока не нарыл медипак. Вынул, поднял.

– Медипак, – сказал я; она не шелохнулась. – Ме-ди-пак.

Медленно показал себе на плечо, туда, где на ее руке была кровь.

– У тебя кровь.

Ничего.

Я вздохнул и стал подыматься. Она дернулась, села на попу. Я снова вздохнул, на этот раз злее.

– Да не трону я тебя. – Поднял медипак, показал: – Это лекарство. Штобы остановить кровотечение.

Опять ничего. Может, там, унутри нее, ничего и нет? Одна пустота?

– Смотри.

Я разорвал медипак, одной рукой неуклюже пошуровал в нем, вытащил антисипическую салфетку, зубами сорвал упаковку. У меня у самого наверняка идет кровь – там, куда мне сначала Аарон двинул, а потом она добавила. Салфеткой вытер глаз и бровь – ага, конечно, кровь. Протянул девочке салфетку.

– Видишь? – показал на глаз. – Она останавливает кровь.