Но все же, похлюпав немного веслом (и описав два полных оборота, заткнись), я понял, как держать ее более-менее носом в нужную сторону, потом поднял глаза, и на тебе! – мы были уже почти на полпути до цели.
Я сглотнул, подрожал немного, закашлялся.
В общем, план у нас был таков (возможно, не самый лучший, но это все, што мой мерцающий разум сумел из себя выжать).
Мэнчи относит горящую палку куда-нибудь с наветренной стороны от Аарона и бросает… в то, што сможет легко загореться, так штобы он решил, будто это я развел костер у себя в лагере. Дальше Мэнчи бежит уже в Ааронов лагерь, вопя во все горло и притворяясь, што это он так хочет мне сообщить, што нашел их с Виолой. Это само по себе просто, так как ему всего-то и нужно, што лаять мое имя, – он и так этим всю дорогу занимается.
Аарон гонится за Мэнчи, пытается его убить, Мэнчи бежит очень быстро (во все лопатки, Мэнчи, беги во все лопатки!). Аарон видит дым и совершенно меня не боится, углубляется в лес, штобы прикончить меня раз и навсегда.
Я тем временем плыву вниз по течению, подхожу к его лагерю со стороны реки (пока он рыщет по лесам и ищет меня), спасаю Виолу и забираю Мэнчи, который описывает круг и возвращается в лагерь вперед гонящегося за ним Аарона (Мэнчи, во все лопатки, запомнил?).
Ну, да, вот он, план.
Да, я в курсе.
В курсе я! И если он не сработает, мне придется его убить. Аарона. Если до этого дойдет, мне придется наплевать, во што я из-за этого превращусь и што подумает Виола. Это не будет иметь никакого значения.
Это просто надо будет сделать, и я сделаю.
Я вытащил нож.
Лезвие все еще было местами испачкано засохшей кровью – моей, спачьей, – зато остальными местами сияло… мерцало и поблескивало… поблескивало и мерцало. Конец торчал, как какой-то безобразный большой палец, зубья вдоль края выглядели жадными клыками, а сам клинок почему-то пульсировал, как полная крови вена.
Нож жил.
Пока я держу его, пока пользуюсь им, нож живет, живет, штобы забирать жизни, но им нужно командовать, им нужно править, штобы я говорил ему, кого убивать, потому што он хотел, хотел бить, погружаться в плоть, резать, пронзать, потрошить, но и я должен тоже всего этого хотеть, моя воля с его волей должны стать одним.
Я дозволяю это, и я несу ответственность.
Но оттого, што нож тоже этого хочет, все становится легче.
Если до этого дойдет, дам ли я слабину?
– Нет, – прошептал нож.
–
Капля пота у меня со лба разбилась о лезвие, и нож снова был просто нож, инструмент, кусок металла у меня в руке.
Просто нож.
Я лег на дно лодки.
Я снова кашлял, плевался густой дрянью, смотрел вверх и вокруг, не обращая внимания на волнистость мира и давая ветру охладить мне лицо. Река начала забирать вбок. Я плыл.
Оно все ближе, думал я. Его уже не остановить.
Я устремил взгляд налево, поверх деревьев.
Зубы колотились друг о дружку.
Пока што никакого дыма.
Давай, мальчик, дальше по плану должен быть дым.
Дыма не было.
А река уж огибала излучину.
Давай, Мэнчи.
Дыма не было.
Я обхватил себя руками…
И стал
Лодка решила, што на середине реки ей будет лучше, и мне пришлось грести со всех сил, держась ближе к берегу.
Река поворачивала.
Вот оно, раздвоенное дерево, стукнутое молнией, – показалось слева!
Знак, што я почти на месте. Аарон будет сразу за ним. Вот оно и настало.
Я тихо и яростно кашлял, потел и трясся, но весло не выпускал и правил потихоньку к берегу. Если Виола по каким-то причинам не сможет бежать, мне придется пристать и пойти за ней самому.
Шум я держал по возможности пустым, но мир сам надвигался на меня, наплывал волнами мерцания и блеска, так што без шансов. Оставалось только надеяться, што ветер будет достаточно громкий, а Мэнчи…
– Тодд! Тодд! Тодд! – донеслось издалека; мой пес лаял мое имя, штобы заманить Аарона подальше. – Тодд! Тодд! Тодд!
Ветер не давал мне слышать Шум Аарона, и я понятия не имел, работает план или нет, но я уже проплывал мимо раздвоенного дерева, так што какая разница…
– Тодд! Тодд!
Давай,
Дерево скользит мимо…
Я скорчился в лодке…
– Тодд! Тодд! – Лай удаляется, слабеет…
Треск и шлепки веток…
И дальше львиный рык:
– ТОДД ХЬЮИТТ!!!
Рык льва,
– Давай, – прошептал я себе, – давай, давай, давай…
Стиснутые на весле кулаки дрожали…
Поворот…
Мимо дерева…
Виден лагерь…
Вон она.
Аарона нет, а она есть.
Лежит на земле посреди лагеря.
Не шевелится.
Сердце у меня пытается выскочить через горло я кашляю даже не замечая этого шепчу вполголоса «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…» и свирепо гребу к берегу приближаюсь приближаюсь встаю выпрыгиваю прямо в воду и конечно падаю на задницу но успеваю схватиться за борт «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» встаю вытаскивал лодку достаточно на песок штобы ее не унесло бегу спотыкаюсь бегу к Виоле Виоле Виоле…