Поступь хаоса

Вокруг целая сотня Ааронов. И столько же Виол — напуганных, ждущих помощи. И еще столько же спэков с ножом в груди. Все они говорят, и говорят одновременно: их голоса сливаются в оглушительный рев.

— Трус, — говорят они хором. — Трус. — Снова и снова.

Но какой же я прентисстаунец, если не могу игнорировать Шум?

— Где он, Манчи? — спрашиваю я, вставая и пытаясь не обращать внимания на беспрестанно движущийся Мир.

— Сюда! — лает он. — Вниз по реке!

Я бегу за ним по сгоревшей деревне.

Он ведет меня мимо бывшего здания церкви, на которое я стараюсь не смотреть, и взбегает на маленький утес. Ветер громко воет, пригибая деревья — нет, вряд ли это на самом деле, мне опять мерещится, — и Манчи приходится лаять громче, чтобы я его услышал.

Сквозь деревья на маленьком утесе я вижу речной берег. Оттуда на меня смотрят тысяча испуганных Виол.

И тысяча спэков лежат с моим ножом в груди.

И тысяча Ааронов смотрят на меня и кричат «Трус!», улыбаясь самой жуткой на свете улыбкой.

А дальше, в лагере вниз по течению, я вижу Аарона, который на меня не смотрит.

Он стоит на коленях и молится.

Перед ним на земле лежит Виола.

— Аарон! — лает Манчи.

— Аарон, — говорю я.

Трус.

30

Мальчик по имени Тодд

— Что нам теперь делать? — спрашивает мальчик, подползая вплотную ко мне.

Я вытаскиваю голову из воды, и холодные струйки сбегают по моей спине. Несколько минут назад я кое-как спустился с утеса, пробиваясь через толпы, хором обзывающие меня трусом, припал к берегу и засунул голову прямо в воду. Теперь меня трясет от холода, зато мир вокруг немного успокоился. Знаю, это ненадолго, лихорадка и заразная спэкская кровь скоро меня прикончат, но сейчас я должен соображать и соображать хорошо.

— Как нам к ним подобраться? — спрашивает мальчик уже с другой стороны. — Он ведь услышит наш Шум.

От дрожи я опять начинаю кашлять, — да что там, я кашляю от чего угодно, — и выплевываю целую горсть зеленой слизи, потом всетаки задерживаю дыхание и снова окунаю голову в воду.

Холодная вода похожа на тиски, но я не сдаюсь и головы не поднимаю. Мимо с ревом течет река, а у моих ног обеспокоенно прыгает Манчи. Под напором воды отклеивается и уплывает чудо-пластырь. А ведь и Манчи несколько дней назад избавился от своего пластыря в этой реке. Я забываюсь и начинаю смеяться прямо под водой.

Поднимаю голову, задыхаясь и кашляя еще сильней.

Открываю глаза. Мир светится, а на небе мерцают звезды, хотя сонце еще высоко, зато мир по крайней мере больше не двигается, и все лишние Аароны, Виолы и спэки исчезли.

— Как думаешь, мы справимся в одиночку? — спрашивает мальчик.

— У нас нет выбора, — говорю я себе.

И перевожу взгляд на мальчика.

На спине у него рюкзак, коричневая рубашка, как у меня, но на лице никаких шрамов и царапин. В одной руке книжка, в другой нож. Я все еще трясусь от холода — на большее не хватает сил. Я стою, дрожу, кашляю и смотрю на мальчика.

— Пошли, Манчи. — Я иду через выжженную деревню обратно к утесу.

Даже просто идти невыносимо трудно — такое чувство, что земля вот-вот выскочит из-под ног. Мое тело тяжелей горы и легче перышка, но я всетаки иду, иду, несмотря ни на что, и не выпуская из виду утес. Наконец подхожу, делаю первый шаг, потом еще несколько, а хватаюсь за ветки, чтобы удержаться, и вот я на вершине. Прислоняюсь к дереву и смотрю вниз.

— Это и впрямь он? — спрашивает мальчик.

Я смотрю вдаль, щурясь от яркого света.

Да, лагерь по-прежнему там, на берегу реки. Из сумки на плече я достаю бинокль и подношу к глазам, но меня так трясет, что ничего не разглядеть. Лагерь далеко, ветер скрадывает Шум Аарона, а вот Виолину тишину я чувствую очень хорошо.

Ошибки быть не может.

— Аарон, — говорит Манчи. — Виола.

Значит, это не бред. Сквозь собственную дрожь я все еще могу разглядеть, что Аарон стоит на коленях, а Виола лежит на земле перед ним.

Что же там происходит? Что он задумал?!

Я столько шел, падал, кашлял, умирал, и вот передо мной они, слава богу, это они!

Я еще не опоздал. По тому, как спирает грудь и горло, я понимаю: все это время я думал, что опоздал.

Но нет.

Я снова сгибаюсь и (заткнись!) плачу плачу я плачу, но мне надо успокоиться, потомушто я должен все продумать, я должен продумать, только я могу ей помочь, я должен найти способ, я должен ее спасти…

— Ну что будем делать? — снова спрашивает мальчик, стоя чуть в стороне, по-прежнему с книжкой и ножом в руках.

Я закрываю ладонями глаза и с силой тру, пытаясь мыслить здраво, пытаясь сосредоточиться и не слупить…

— Вдруг это жертвоприношение? — спрашивает мальчик.

Я поднимаю голову:

— Какое еще жертвоприношение?

— Ну которое ты видел в его Шуме. Жертвоприношение для…

— С какой стати Аарон приносит жертву здесь? Он проделал такой огромный путь, чтобы остановиться посреди какого-то дурацкого леса?

Лицо мальчика не меняется.