Поступи, как друг

Очень известная и очень любимая актриса, пожилая седая женщина, входя в учреждение, открыла тяжелую дверь и вежливо придержала ее, пропуская идущих за ней следом. За актрисой шли молодые сотрудники того же учреждения. Они заулыбались, увидев любимую героиню многих фильмов, и, один за другим, беззаботно входили в дверь, которую та продолжала учтиво держать.

И никто из них не подумал, что элементарная воспитанность требует пропустить пожилую женщину вперед, а не заставлять ее, как швейцара, держать тяжелые двери, пока вся эта молодежь, шумно восхищаясь ее талантом, валила мимо нее…

Одна из неотъемлемых черт хорошего воспитания — уважение к другому. Без этой черты — в чем бы она ни сказывалась, в большом или в малом, — нельзя себе представить подлинно воспитанного человека.

Врач П.Судейкин прислал в редакцию письмо, полное обиды и горького изумления. Взяв отпуск, он работал над кандидатской диссертацией. Дело было летом, семья его уехала в деревню, разъехались и другие обитатели большой квартиры. Остались только двое: будущий диссертант и его соседка по квартире, Клавдия Петровна Соколова, заведующая ателье дамского платья. Она тоже была в отпуске.

И вот каждое утро, едва Клавдия Петровна открывала глаза, она включала радио на полную мощность.

Она слушала все подряд: утренний урок гимнастики и лекцию по укладке бетона, эстрадный концерт и «Пионерскую зорьку».

Напрасно сосед закрывал наглухо окна, изнывая от духоты. Напрасно он завешивал одеялом двери. Могучий радиоприемник работал на славу. Напрасно несчастный диссертант обращался в домоуправление, в райсовет, даже в милицию… Клавдия Петровна хладнокровно отвечала, что включает радио только в положенные часы.

Эту квартиру в доме на Таганской площади я нашла безошибочно: гром музыки вел к ней, как радиолокатор. Двери открыла сама Клавдия Петровна, пухлая блондинка с пунцовыми щеками. Волосы ее были завиты, ногти на коротких ручках покрыты лаком.

— Вы, наверное, к Павлу Сергеевичу? — сказала она вежливо. — К сожалению, он вчера уехал к семье в деревню…

Недавно я проезжала через Таганскую площадь. Этого дома уже нет — его снесли. Возможно, Клавдия Петровна живет сейчас в своей новой квартире одна. Возможно, она уже никому не отравляет существования своим радиоприемником, не превращает благородное изобретение науки в орудие пытки для несчастных соседей. Все это вполне вероятно.

Но мерзкая сила неуважения к другому человеку… Быть может, она по-прежнему живуча в ней? От этой силы не отделишься капитальной перегородкой. Она скажется где угодно: на работе, в трамвае, в доме отдыха…

Всюду, где есть люди.

— Я человек культурный! — небрежно улыбаясь, сказала Клавдия Петровна, когда я пыталась беседовать с ней. — Помилуйте, ведь я сейчас в отпуске. Разве я лишена права проводить свой отпуск так, как я хочу?

Нет, никто не лишал ее этого права. Ей, как и всем другим, дано очень много прав на нашей земле. Кроме права на эгоизм, на неуважение к другому, на душевную мерзкую грубость.

Что заставило женщину, которую я встретила в Кратове, бежать за незнакомым ей человеком, чтобы сказать ему, что она по ошибке указала ему дорогу неверно? Ничто, кроме уважения к его времени, его отдыху, его планам. А если вдуматься, то и уважения к самой себе.

«Не так воспитана…», — сказала она о себе.

Семья, школа, товарищи и она сама — все, вместе взятые, были строителями ее нравственного воспитания, Душевной требовательности к себе.

Это нравственное воспитание укоренилось, видимо, в ней так глубоко, что она не в силах была изменить ему даже в мелочи. Усталая, измученная жарой, она мчалась вслед за незадачливым путником, бросив свои дела, волоча тяжелые сумки, сердясь, быть может, и на него, и на себя…

«Эх ты, невоспитанная душа!» — сказал человек в кепке, стоявший в проходе дачного поезда.

Мне накрепко запомнилось его худощавое лицо с выступающими скулами, его спокойные немигающие глаза и то удивительное, полное неуловимого презрения и вместе с тем достоинства движение, когда он показал людям свои руки, где вместо кистей были два грубых металлических крюка.

В этом переполненном вагоне, быть может, не один человек испытал горе утраты. Раны, нанесенные войной, заживают тяжко. «Что же ты бередишь их? — читалось в этих светлых, прямо смотрящих глазах. — Что попрекаешь людей своей бедой, будто ты один узнал ее? Почему не уважаешь чужой покой, чужую боль, чужое счастье?»

Быть хорошо воспитанным человеком — это прежде всего значит глубоко уважать тех, кто живет рядом с тобой на нашей земле. Тех, кто делит с тобой и труд, и хлеб, и солнце, кто строит вместе с тобой большой, светлый, новый мир.

Всё остается людям

Как-то довелось, мне выступать в Московском университете, на факультете журналистики.

Встреча эта была очень интересной и, быть может, заслуживает того, чтобы рассказать о ней отдельно. Но сейчас я вспомнила о ней по другому, частному поводу. Среди записок, которые я получила в конце беседы, была такая: