Посвящение

Михаил Маркович проверил мой пульс, зрачки, веки, рефлексы, задал пару-тройку вопросов и заключил:

— Всё в порядке.

— Таисия, как чувствуешь себя? — подал хриплый голос товарищ Бродов.

— Хорошо, Николай Иванович! — отрапортовала я.

— Значит, закончили.

Николай Иванович чиркнул спичкой и поджёг тот клочок бумаги, что сжимал в пальцах. Бросил догорать в девственно-чистую пепельницу.

— Можете идти, — отрывисто приказал он и, резко поднявшись из-за стола, отошёл к окну — открывать раму. Добавил: — Оба… С вашими опытами…

У меня сложилось впечатление, что Николай Иванович избегал встречаться со мной взглядом. А с чего бы? Я сама настояла на этом опыте, я сознавала риск и довольна результатом.

В коридоре психиатр, понизив голос, сообщил:

— Если будет совсем аховая ситуация, если даже говорить не можешь, произнеси формулу про себя. Трижды, чётко, про себя. Это тоже сработает, но только в случае крайней опасности.

— Как понять «крайняя опасность»?

— Твоя психика поймёт. Когда будет очень страшно или очень больно. Я запрограммировал предельный уровень страха.

Я кивнула.

В отличие от товарища Бродова я не злилась на Михаила Марковича за его готовность проводить опыт без полной уверенности в успехе и рисковать моей жизнью. В конце концов, что мне мешало погибнуть при бомбёжке или умереть в три года от горячки? Вся жизнь — риск.

Внедрение второй части формулы потребовало более глубокого уровня внушения. И хочется верить — ведь ничего другого не остаётся, — что гипнотизёр не ошибся с формулировкой, что эта мина не рванёт случайно.

Вторая формула включает три составляющие: ситуация крайней опасности, интенсивная работа сознания с запрещённой информацией и произнесённая носителем про себя формула самоликвидации.

Намучались с определением «запрещённой информации» для кодировки. Невозможно же перечислить все подряд сведения, которые необходимо сохранить в тайне любой ценой. В конце концов, решили прибегнуть к сопряжённым образам. Самыми простыми и ёмкими оказались образы людей, которые с запретной информацией непосредственно связаны: Бродов, Михаил Маркович и отдельно — Игорь. С ситуацией крайней опасности Михаил Маркович не видел затруднений: она кодировалась через разборчивые физиологические маркеры острого страха и сильной боли — в определённом сочетании. Третий компонент: хотя бы про себя произнесённая девочкой формула самоликвидации. На случай, если она не в силах говорить.

Николай Иванович стоял у открытого окна и старался протолкнуть как можно глубже в лёгкие холодный разреженный воздух, но это не помогало надышаться. Проклятое высокогорье! Быстрее бы тут закончить и перебраться к основной группе, в нормальные условия. Но и мысль о скором окончании подготовки Таисии не принесла облегчения.

Между прочим, Михаил Маркович наконец снял с Таськи ограничения на воспоминания о родных. Оставил только на период с середины августа по середину октября сорок первого. Здесь в её памяти навсегда останется слепое пятно. Остальные воспоминания будут возвращаться постепенно — такая поставлена программа. Осложнений не ожидается, но в ближайшее время предстоит внимательно понаблюдать за эмоциональным состоянием девочки.

Пожилой преподаватель немецкого языка и культуры — Антон Карлович — прибыл в начале года с целым чемоданом потрёпанных немецких книг. Чего я только не перечитала! Правда, всё больше отрывками: чтоб освоить большую книгу целиком, я бы долго корпела. Но время гнало нас в галоп. Теперь он стал задавать сказки и детскую литературу: по тонкой книжке с картинками на вечер. На следующем уроке я должна была подробно пересказать содержание. Отныне все вечера были испорчены.

Книжки и сказки, адаптированные для маленьких детей, оказались частью кромешно-зловещими, частью слащаво-сентиментальными, и все — уныло-назидательными. Хватило трёх-четырёх вечеров, чтобы я возненавидела немецкую детскую литературу оптом, даже ту, которой ещё не держала в руках. Я честно созналась в этом Антону Карловичу.

Мой учитель сознался в ответ, что тоже недолюбливает эти книжки, но мне, увы, необходимо не только продолжить знакомство с ними, но и полюбить их.

— Это часть твоего прошлого. Ты — немецкая девочка, мама читала тебе в золотую пору младенчества эти книжечки. С ними связаны тёплые, нежные воспоминания детства. Я не стану задавать тебе новую книжку. Сегодня вечером возьми любую из уже прочитанных и поищи какой-то добрый отклик в твоей душе. Хоть картинка на страничке, хоть какая-то трогательная фраза или весёлая. Что-то должно умилить тебя, что-то отзовётся в твоём сердце. Не старайся заставить себя полюбить то, что не нравится. Постарайся найти хорошее.

Его совет отличался полной ясностью и обоснованностью. Возразить нечего. Я обложилась отвратительной мрачно-сентиментальной назидательной чушью и постаралась следовать рекомендациям учителя. Билась упорно, как рыба об лёд.