Потемкин, который оставался согласно императорскому приказу в должности, тщательно взвешивал русские шансы на победу. Он пришел к заключению, что нападение на турок необходимо, хотя массированное наступление едва ли возможно. Он решился на компромисс и писал по этому поводу адмиралу Мордвинову: «Сущность нашего врага проявляется таким образом, что он будет смелым, если его оставить в покое. Его необходимо постоянно беспокоить и привести в состояние обороны. Придерживаясь этой тактики, Вы используете любую возможность, чтобы отдать приказ о действительной или ложной атаке». Потемкин делал ставку на оборонительную тактику, которая исключала сначала быстрые операции в открытом море и концентрировалась на захвате крепости Очаков — зная о том, что само существование русского флота будет оказывать усиленное давление турок на Очаков.
30 сентября и 1 октября 1787 года турки атаковали крепость Кинбурн. Кинбурн располагался на косе напротив турецкой крепости Очаков и играл для России важную роль, потому что контролировал устье Днепра и Буга. После того как турки усилили свою эскадру, Потемкин расположил Лиманскую флотилию перед крепостью и энергично отразил атаку противника. Тем не менее эти успешные действия не могли предотвратить высадку турок. Суворов, который находился как раз в церкви на богослужении, спокойно отстоял службу и, не торопясь, отправился организовывать оборону. Сначала он выждал, чтобы все десантные войска высадились на берег. Однако сооружение турками укреплений на полуострове было не в интересах Суворова. Две русские атаки были отражены, и только третья, осуществленная после подхода резервов, оказалась успешной. Девять часов продолжалась ожесточенная борьба, из которой Суворов вышел победителем. Победой под Кинбурном они добились важного военного успеха, который, хоть и не обезопасил крепость окончательно, но доставил радость и восхищение Петербургу и императрице. По настоятельному предложению Потемкина Александр Суворов получил орден Святого Андрея Первозванного.
Несмотря на этот частный успех, находящаяся напротив крепость Очаков представляла постоянную угрозу для Кинбурна. И Екатерина, и Потемкин придавали большое значение захвату этой сильной крепости. 6 сентября 1787 года Совет при Высочайшем дворе дал рекомендацию захватить Очаков. 1 ноября 1787 года Потемкин писал императрице: «Кому больше на сердце Очаков, как мне? Несказанные заботы от сей стороны на меня все обращаются. Не стало бы за доброй волей моей, если б я видел возможность». Он не считал подготовку подразделений достаточной ни для штурма, ни для осады крепости: «Если бы следовало мне только жертвовать собою, то будьте уверены, что я не замешкаюсь минуты; но сохранение людей столь драгоценных обязывает иттить верными шагами и не делать сумнительной попытки, где может случиться, что потеря в несколько тысяч пойдет не взявши, и расстроимся так, что, уменьша старых солдат, будем слабее на будущую кампанию».
При всем необходимом уважении к заслугам отдельных полководцев, особенно Суворова, подготовка нападения на Очаков принадлежит к плюсам деятельности Потемкина. Именно ему должна быть благодарна Россия за создание Днепровской флотилии. Она состояла из многочисленных небольших кораблей, которые располагали высокой и разнообразной огневой мощью. В случае с Очаковом снова проявилась способность Потемкина по созданию территориальных вооруженных сил, которые обладали, оснащенные в казачьих традициях, высокой подвижностью.
Нападение на Очаков представляло главную тему на совещаниях в различных штабах после победы под Кинбурном. Совет при Высочайшем дворе исходил из того, что Очаков должен быть захвачен в ходе летней кампании 1788 года. Объявление войны Турции Австрией в начале 1788 года ничего не изменяло, так как успехи австрийцев оставались скромными. Под Белградом они потерпели даже поражение, кроме того, деятельность Австрии беспокоила Пруссию, Польшу и Англию. Екатерина взяла с собой в путешествие на юг Иосифа II, но русско-австрийские отношения оставались и дальше сдержанными. Екатерина сформулировала просто: «Эти немецкие дела, где я не вижу ни чести, ни преимуществ, но нужно бороться за чужие интересы; теперь мы боремся по крайней мере за наши собственные, и кто мне здесь помогает, тот — мой товарищ». Иосиф II не горел желанием ввязываться в крупномасштабные военные действия. Потемкин тоже не переоценивал роль союзника, который предпочитал наблюдать за поведением Пруссии и не дразнить королевство Фридриха Великого. Однако до второго раздела Польши было еще далеко. Более существенным было обострение конфликта со Швецией.