Если в литературе говорится об эпатаже князя, то сообщается, в общем, прежде всего об этом празднике. Иногда создается впечатление, что авторы придерживались мнения, что все организуемые Потемкиным мероприятия проходили так же, как этот праздник. Этот пример переносился на все остальные, и это несправедливо.
В апреле 1791 года виновник победы над турками, казалось, хотел устроить праздник, который не имел бы себе равных. Потемкин в последний раз чествовал императрицу подобным образом. В перестроенный для этой цели и обновленный Таврический дворец он пригласил более 3000 гостей. По меркам императорского двора это было не очень многолюдное мероприятие. Потемкин ожидал императрицу в праздничном платье, которое было сплошь расшито золотом и усыпано бриллиантами. Драгоценности украшали шляпу таким образом, что ее нельзя было носить на голове. Зал дворца был похож на зимний сад. Несколько концертов, балет, спектакли, пантомимы, банкет — не экономили ни на чем, и каждый гость еще долго и охотно вспоминал этот прекрасный вечер у Потемкина.
Только двое людей, кажется, не чувствовали настоящей радости на празднике: императрица и Потемкин. В их совместной жизни были два разговора тэт-а-тэт: когда Потемкин впервые признался императрице в своей любви и в 1774 году, после его возвращения с первой турецкой войны. В ночь с 28 на 29 апреля 1791 года состоялась третья решающая беседа.
Императрица и Потемкин удалились от остальных гостей в роскошный зимний сад Таврического дворца. Беседа касалась всех пунктов конфликта: она упрекала его, что он задерживается уже слишком долго в Петербурге и только празднует, в то время как на юге его ждут переговоры с Турцией. Потемкин, со своей стороны, упрекал ее Зубовым и его растущим влиянием на царицу и политику. Но если в более ранние годы их дискуссии были эмоциональными и с острыми формулировками, третий разговор протекал мирно, в мягкой форме. Высказывали свое мнение, но тем не менее не хотели обижать друг друга. Мудрость возраста, усталость и сознание того, что вещи нельзя изменить, определяли эту последнюю, серьезную встречу двух великих личностей, которые в течение длительного времени так много значили друг для друга. Оба понимали драматизм их расставания.
Они расставались, не оскорбляя друг друга и не споря. Они вместе возвратились к гостям и приняли участие в дальнейших торжествах. Общая церемония праздника, их беседа в зимнем саду и последующее торжественное и взволнованное прощание описывается как специально организованное для императрицы и Потемкина. К тому моменту, когда состоялся праздник, никто не мог предвидеть, что это была их последняя встреча. Ничего не было разыграно. Остается только факт, что Потемкин инсценировал достойный его блестящий спектакль, что он объяснился с императрицей и что они расстались после бала в Таврическом дворце мирно и спокойно.
Еще три месяца Потемкин оставался в Петербурге, прежде чем отправился на юг. 24 июля 1791 года он покинул столицу — с багажом воспоминаний о сияющих праздниках, вспышках страстей по отношению к императрице, сердитому Зубову и кучей долгов. Потемкин чувствовал себя усталым, и он на самом деле был болен. Его мучили приступы возвращающейся малярии, болезни, которую он подхватил в 1783 году в Крыму. Почему он вообще поехал снова на юг? Он знал, что императрица хотела видеть его в армии и на мирных переговорах, хотя и не получил приказа об отъезде. Он также не был в немилости, о чем утверждали его неутомимо злобные современники.
Екатерина и Потемкин продолжали переписку, которая не отличалась ничем от посланий более ранних времен. Все заботы большой политики и повседневности были содержанием их писем. Даже старая лень писать и обычная ревность, на этот раз по отношению к Зубову, мучили Потемкина.
В многолетней переписке Потемкина и его императрицы любовники играли всегда большую роль. Екатерина сообщала, насколько они почитают князя и что они передают ему приветы. Потемкин платил любовникам презрением. Теперь это звучало совершенно иначе. Екатерина сохранила свою привычку и в ярких красках изображала, какой «ребенок» хороший человек и как глубоко он уважает Потемкина. На самом деле Зубов вряд ли испытывал уважение к Потемкину, и, без сомнения, хлопоты Екатерины были лишь попыткой сохранить «мир в семье», Это приводило князя в ярость.