Потерянные души Уиллоубрука

Нашарив в кармане куртки автобусный жетон, она крепко сжала его в кулаке и направилась к выходу номер восемь, куда с минуты на минуту должен был подойти автобус до Уиллоубрука. Если остановить грохот в голове и бурчание в желудке, то, возможно, получилось бы мыслить здраво. Сейчас важнее всего придумать лучший способ найти Розмари. Не злиться на подруг и на своего парня — ладно-ладно, бывшего парня, — не жалеть себя, не переживать насчет какого-то якобы массового убийцы. Нужно сохранять самообладание, чтобы сосредоточиться на будущих действиях в Уиллоубруке. Хорошо бы поисковая группа позволила ей подключиться. Конечно, в последний раз Сейдж видела Розмари шесть лет назад, но уж свою сестру по-прежнему знает лучше, чем кто-либо другой. Розмари ужасали всякие глупости и отвлеченные образы, которых больше никто не видел и не понимал; вполне возможно, что кто-то или что-то в Уиллоубруке напугало ее, и она спряталась. Может быть, поняв, что Сейдж ищет ее, услышав свое имя, она выйдет — если прячется, конечно. Сейдж знала только, что будет звать сестру, пока не охрипнет и сломленный отчаянием голос не перестанет выкрикивать три слога ее имени; пока не обшарит каждый угол и каждую щель и не перевернет последний булыжник.

На углу возле станции на замусоренном тротуаре сидел, сжавшись под одеялом, бездомный в потрепанной армейской куртке и поношенной бейсболке «Янки», из-под которой свисали длинные сальные волосы. Рядом с ним стояла картонная табличка с надписью: «Инвалид, ветеран Вьетнама. Пожалуйста, помогите». Взглянув на Сейдж печальными карими глазами, похожими на влажные стеклянные шарики, утонувшие в бородатом лице, он протянул пустую жестянку из-под супа:

— Не пожалеете пару монет раненому ветерану?

В голове у Сейдж зазвучал голос Алана, запрещающий давать деньги бездомным, которые все спустят на спиртное и наркотики, особенно этим «детоубийцам» — вьетнамским воякам. Но она рассудила, что бездомным тоже нужно есть и что несправедливо судить всех ветеранов по отдельным личностям, поэтому предпочла вообразить, что мелочь, которую она отдаст попрошайке, будет истрачена на чизбургер из «Макдоналдса» или яблочный пирог. Сунув в рот сигарету, она нашарила в кармане мелочь, оставшуюся после покупки автобусных жетонов, и бросила ее в жестянку ветерана. Мало, конечно, но все-таки помощь.

— Благослови вас Господь, мисс, — сказал он, обнажив в улыбке ряд кривых зубов.

Кивнув, она двинулась дальше, ежась от холода. Ко всему прочему пошел снег, а на ней была короткая замшевая куртка, вельветовая мини-юбка и деревянные сабо на босу ногу. Не слишком удачный выбор одежды для нынешнего дня, но Сейдж не думала о погоде. К тому же она сказала Алану, что идет с подругами в торговый центр. Конечно, будь отчим повнимательнее, заметил бы, что она не накрасилась и не приняла душ. Все знали: она скорее умрет, чем появится на людях с немытой головой и без макияжа. По крайней мере, это знали все близкие люди. Пожалуй, следовало бы радоваться, что он ничего не заметил: заподозрив, куда она собралась, он мог бы попытаться остановить ее. А может, и нет. Трудно сказать. Его мало что волновало, кроме охоты, бутылки виски и спорта по телевизору. А уж она, Сейдж, и подавно: пусть тусит хоть всю ночь, лишь бы домой ее не доставляли копы. Алан проявлял к ней интерес только тогда, когда она непосредственно осложняла ему жизнь, как в прошлом октябре, когда директор школы застукал ее за курением в женском туалете и отчиму пришлось уехать с работы на свалке Фреш-Киллз, чтобы забрать ее. Тогда он орал и вопил, грозился запереть ее в спальне на неделю, или месяц, или сколько ей там понадобится времени, чтобы она усвоила урок. Конечно, это была только угроза. А приведение этой угрозы в исполнение было слишком хлопотным делом.