Читаем Потомок Микеланджело полностью

Все были согласны, что перспективы темны и непредсказуемы. Те настроения, которые Буонарроти уловил среди обывателей Олерона, были характерны и для других районов страны: усталость, апатия, безразличие.

— Период активного сопротивления окончен, — заметил один из вновь прибывших. — Все попытки республиканских заговоров бесславно провалились, наши братья расстреляны, гильотинированы или же — в лучшем случае — заброшены так далеко, что оттуда нет возврата. И ныне вместо действий осталась пустая болтовня; недовольных режимом много, но они не идут дальше кукиша в кармане.

— Да, сейчас наш учитель Бабеф вряд ли имел бы успех, — подхватил другой. — Не только действия, но и идеи начинают выветриваться. Мечты о равенстве, пришедшем через всеобщее восстание, были популярны в период Директории, когда простые люди прозябали в бедности, а город и деревня равно плодили нищету. Сейчас, когда положение стабилизировалось, когда узурпатор обольстил надеждами землепашцев и кое-как подкормил бедняков за счет разграбленной Италии и других покоренных земель, все словно увяло. И, даже восстанавливая католическую церковь, тиран отвечает суевериям крестьян и способствует росту безразличия к идеям революции и равенства.

— В этих словах есть доля истины, — в раздумье сказал Буонарроти. — И все же мне представляется, что положение не столь уж безнадежно. Во-первых, не следует преувеличивать «благоденствие», которое якобы создал Бонапарт: это благоденствие лишь для тех, кто находится у власти или обслуживает власть, для остальных же — пустая иллюзия. Во-вторых, у завоевательной политики есть и оборотная сторона. Если она даже материально что-то и даст народу страны-завоевательницы, то вместе с тем она будет постоянно высасывать из этого же народа средства на военные расходы и людские силы на новые миллионы рекрутов. Если Наполеон-«миротворец» действительно станет на этот путь — а есть все основания думать, что именно так и будет, — то пройдет время, и все ясно увидят и почувствуют эту оборотную сторону. И все же главное не в этом.

— Так в чем же? — раздались нетерпеливые выкрики.

— А вот в чем. Идею совершенного равенства питает не столько бедность, сколько к о н т р а с т м е ж д у б е д н о с т ь ю и б о г а т с т в о м. Чем контраст этот ярче, сильнее, тем активнее действует идея, порождая новые и новые контингенты своих сторонников.

— Поясни свою мысль.

— Поясню. Как вы думаете, могло ли учение Бабефа сформироваться и иметь успех в эпоху II года, при Робеспьере? Думаю, что нет. Почему? Да потому, что в то время, осаждаемое внутренними и внешними врагами, стремившимися его задушить, лишенное ресурсов, наше общество и так находилось в состоянии близком к равенству — то было равенство бедноты, нищеты. И она была равной для управляемых и управляющих. Я видел собственными глазами, как Сен-Жюст, второй человек в правительстве, стоял в общей очереди, чтобы получить свою четвертушку пайкового хлеба. Я часто бывал в доме Робеспьера и наблюдал за тем простым, необыкновенно скромным образом жизни, который вел этот великий человек среди близких ему, простых людей. Что же произошло после термидора? Увеличилась ли общая бедность? Вряд ли. Но зато резко усилился контраст. В особняках Тальенов и Баррасов царило изобилие, в то время как санкюлоты пухли от голода. Контраст стал еще более резким при Директории. Вот это и создало питательную среду для учения Бабефа. Надеюсь, вы поняли меня?

Все молчали. Кое-кто кивал головой в знак одобрения.

— Идем дальше, — продолжал Буонарроти. — Я уже говорил, что наш товарищ сильно преувеличил, говоря о благоденствии простых людей при нынешнем правительстве. Но допустим, такое благоденствие наступит. Допустим, каждый бедняк получит кусок хлеба, обеспечивающий ему возможность не умереть с голоду. А в это же самое время банда власть имущих, грабя народы Европы, будет утопать в роскоши, строить себе новые дворцы и загородные виллы, откладывать миллионы в наших и зарубежных банках. Иными словами, контраст не только не уменьшится, но будет постоянно увеличиваться, нарастать. А это значит, что идея равенства будет иметь постоянно расширяющуюся базу, основу. Нет, бабувизм не умер и не умрет до тех пор, пока одни будут обладать всеми жизненными благами, а другие — получать крохи с барского стола; и недаром еще великий Руссо говорил о равенстве как о е с т е с т в е н н о м состоянии человека! Вы правы: народ устал от жестоких невзгод, выпадавших на его долю в течение стольких лет. Народ дремлет. Наша задача, наш священный долг перед памятью погибшего учителя — разбудить народ, вывести из летаргии, указать верную дорогу. А такой дорогой может стать только путь борьбы, непримиримой борьбы.

— Но как это сделать? — спросил кто-то.

Буонарроти улыбнулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза