Потомок Микеланджело

— Правильно. Но это — следующая задача, новый этап после того, как власть будет взята. А ломать машину — дело не легкое и не быстрое — будет уже весь народ на всей территории страны. Тогда и мы внесем свою лепту.

После раздумья Буонарроти сказал:

— Не сорвалось бы. Вспоминаю Бабефа…

— Я и сам не очень-то убежден. Но меня покорил энтузиазм этого замечательного человека. Он же верит, верит непреложно. Ну что ж, нам остается ждать — благо ждать не так уж и долго: 30 мая не за горами…

Но 30 мая ничего не произошло.

А вскоре после этого женевские филадельфы узнали: все заговорщики в Париже арестованы.

9

Мале недаром «чувствовал кожей» слежку: она велась с того самого дня, как он переселился в столицу. Впрочем, первым объектом наблюдения был все же не он. Шпики господина Фуше главную «заботу» уделяли его ближайшему соратнику и другу — Эву Демайо. Эв сам во всем виноват: он был неосторожен. Наивно считая себя среди своих, он постоянно проговаривался. И вскоре полицейские агенты имели исчерпывающие сведения о маршрутах его прогулок и разговорах, которые он вел на улице.

Базен был под подозрением давно. Особенно им стали интересоваться после истории с «Философскими письмами».

Впрочем, долгое время дело ограничивалось обычной агентурной слежкой. На совещания братьев шпикам проникнуть не удавалось, да и о самих этих совещаниях они имели весьма смутные понятия.

Но тут подоспел донос Лемуана.

Лекурб недаром отнесся к бывшему товарищу по армии с известной неприязнью: то действовала интуиция. Лемуан отнюдь не был борцом во имя республиканской идеи, надежды и планы филадельфов ему были чужды. К заговору он примкнул случайно и теперь, когда понял, как далеко зашло дело, не на шутку струхнул. Ему показалось, что за ним следят. И тогда он отправился прямым путем в полицию.

Его принял префект Дюбуа. Они были знакомы.

— Я пришел сообщить вам об ужаснейшем деле… Но прежде прошу вас дать мне честное слово, что я не буду выдан.

Опытный полицейский сразу понял, как ему повезло. Он постарался быть возможно более предупредительным.

— Не беспокойтесь, генерал. Слово честного человека, что все останется в этих стенах. Я слушаю вас…

— Совершенно невольно я стал участником страшного заговора…

…Выдавая своих товарищей и их планы, Лемуан все же побоялся назвать имя Мале. Он сказал, что во главе заговора находятся Эв Демайо и бывший генерал Гийом. Не скрыл он и того, что к заговору примкнули двенадцать сенаторов, что намечено свергнуть правительство и установить временную военную диктатуру, что ему, Лемуану, предложено командовать войсками парижского гарнизона…

Дюбуа внимательно слушал, делая по ходу разговора заметки.

Когда доносчик кончил свои сбивчивые показания, префект ободрил его:

— Вы поступили как подлинный патриот, и это будет вам зачтено. Но запомните. Я пообещал вам не выдавать вас; со своей стороны прошу хранить полное молчание о том, что произошло.

— Разумеется, господин префект.

10

Демайо и Гийом были немедленно арестованы.

На допросах Демайо все категорически отрицал, зато Гийом сразу же сдался: он подтвердил донос Лемуана и назвал имена Мале, Гийе и Корнеля.

Гийе и Корнеля взяли без затруднений. Мале, осведомленный об аресте Демайо, успел скрыться. Жандармы, нагрянувшие к нему на квартиру, кроме нескольких сабель и карабинов, ничего не нашли. Обыск у Сервана оказался более результативным. Здесь обнаружили важные документы: детальные планы заговора и список заговорщиков. Хотя имена были зашифрованы, многие из них, в том числе и имя Базена, удалось раскрыть. Это позволило быстро завершить облаву.

Из осторожности Базен держал в Париже несколько секретных квартир. Это ему не помогло: квартиры были выслежены полицией. В предместье Сен-Дени, в доме № 2, он и был задержан.

Одновременно схватили Бланше, Жакмена, Рикора, Бодемана, Флорана Гийо и других.

— Делу конец, — радостно сообщил префект своему начальнику. — Теперь с заговором все ясно.

— Мне лично ничего не ясно, — сухо ответил Фуше. — Пока лишь одни предположения…

Поведение главы министерства озадачивало ретивого Дюбуа.

Поскольку в документах Сервана фигурировало имя Антонелля, префект обратился к Фуше с просьбой о санкции на арест. Но министр отказал. Вместо этого он предложил допросить вдову Гракха Бабефа и произвести у нее тщательный обыск. Разумеется, обыск оказался безрезультатным. Ничего не дал и допрос несчастной женщины. Из попытки Дюбуа притянуть к заговору Эмиля Бабефа, старшего сына покойного трибуна, также ничего не вышло: Эмиль, путешествующий за границей по делам книготорговой фирмы, имел полное алиби.

Дюбуа был взбешен.

Встретив члена Государственного совета Паскье, он сказал:

— Мне кажется, у шефа притупился нюх. Или же, — он замялся, — господин герцог Отрантский играет в какую-то только ему одному понятную игру.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Паскье.

— А то, что он не замечает лежащего под носом и ищет то, что невозможно найти.

— Ну, ну, — проворчал Паскье. — Советую быть поосторожнее.