Министр Джерролд, представитель Новой Зеландии, снова разглагольствовал, распекая меня за ошибки — как за реальные, так и за воображаемые. По какой-то причине он с самого первого дня возненавидел меня. Нет, конечно, мнение какого-то болвана меня совсем не интересовало, но мой разум требовал упорядоченности, ему нравилось искать во всем причинно-следственные связи. Кроме того, если я уж вызвал у кого-то такую реакцию, то нужно поскорее перевести партию в эндшпиль. Сражаться с каким-то идиотом — значит, напрасно тратить энергию.
Сегодняшняя пламенная речь Джерролда была посвящена саботажу и нашей неспособности с ним разобраться. Я приказал своему аватару выражать внимание и заинтересованность, а сам закатил глаза.
В конце концов слова у него иссякли, и я приготовился отвечать, но представительница Мальдив меня опередила. А опередить компьютер — немалое достижение. Возможно, мне стоит проверить систему.
Председатель дал слово госпоже Шарме, и она встала.
— Я хотела бы поблагодарить министра за то, что он вкратце изложил свою речь, которую он произнес на прошлом заседании. А она, насколько я помню, оказалась кратким изложением речи, произнесенной на позапрошлом заседании. Я была бы еще более признательна министру, если бы новое вступление стало бы прелюдией к какой-то новой информации. Или, по крайней мере, было бы остроумно. Джерролд, у вас, очевидно, есть какая-то проблема с репликантами. Пожалуйста, решайте ее вне сети, чтобы мы могли заняться делами.
Огоньки, свидетельствующие о присутствии представителей на заседании, быстро замигали — это был эквивалент аплодисментов. Министр Джерролд помрачнел и сел на свое место, скрестив руки на груди.
Надо будет отправить Шарме благодарственную записку. Но она права: у Джерролда, очевидно, какой-то пунктик, связанный с репликантами вообще, и со мной в частности.
Следующим пунктом в повестке дня было ухудшение климата. Несколько анклавов в высоких широтах уже почти стали непригодными для жизни. Два корабля, «Исход-4» и «Исход-5», должны стартовать уже в этом месяце. ООН подтвердила, что жители островных государств отправятся на Посейдон, и вопрос заключался в том, изменим ли мы порядок эмиграции или просто переселим жителей северных анклавов на освободившиеся территории. Каждый представитель хотел изложить свою точку зрения, и двух одинаковых среди них, похоже, не было.
Я уселся поудобнее, посмотрел по сторонам и вдруг понял, что рядом нет Гомера. Обычно он заглядывал ко мне, чтобы посмеяться над заседаниями ООН, и я, кажется, пристрастился к его сатире — она помогала мне побороть скуку.
Похоже, что проблему придется решать старым проверенным способом. Я активировал Боба из «песочницы» и передал ему окно с видеотрансляцией. Свобода.
19
Жертва
Архимед терпеливо связывал между собой два побега плюща, а детеныш за ним наблюдал. Я улыбнулся, следя за происходящим с помощью камеры. Диана, жена Архимеда, вполглаза приглядывала за беспилотником: беспилотники, как и я, ей не нравились, и рядом с моими машинами она всегда напрягалась. А сейчас, когда ей нужно было защищать ребенка, она стала гораздо более нервной.
Архимед ничего этого не замечал: он был слишком увлечен процессом обучения. Щенок взял побеги и, высунув язык от напряжения, завязал идеальный «бабий узел». Вздохнув, Архимед исправил узел на «прямой». Детеныш улыбнулся своему отцу, и я внезапно ощутил прилив… чего-то. Гордости? Зависти? Тоски? Возможно, всего разу. Мне было сложно разобраться в этих эмоциях. Мои глаза наполнились слезами, и мне пришлось подавить сильное желание еще раз посмотреть записи разговоров Райкера с нашей семьей.
Я свернул окно и, обернувшись, увидел Марвина, который наблюдал за мной. Он ничего не сказал и после короткой паузы вернулся к своим делам.
Сделав несколько глубоких вдохов, я снова открыл окно. Детеныш уже успешно завязал прямой узел, но, похоже, до сих пор не видел разницы между разными узлами. Я усмехнулся. За последнее время я показал Архимеду несколько морских узлов, и он учил их один за другим. Кажется, что одновременно он пытался передать эти знания своему ребенку.
Как только мальчик произнесет первое слово, соплеменники проведут торжественную церемонию, в ходе которой он получит имя. И Архимед, и я полагали, что это произойдет раньше, чем у большинства детей. Дельтанцы вполне разумно считали, что именно речь отличает их от животных, и первое использование языка служило доказательством того, что у ребенка есть — если можно так сказать — душа. Правда, соответствующее дельтанское слово обладало несколько другим, хотя и похожим, смыслом.
Диана по-прежнему не сводила с меня глаз, и поэтому я решил ей особо не надоедать. Я сказал Архимеду, что собираюсь облететь окрестности, и улетел.