Потопленная «Чайка»

Ночной ветер привольно разгуливал по опустевшим полуночным улицам. Но Раиса даже не вспоминала о том, что надо застегнуть пальто. Снова получив отказ на приглашение зайти к ним, она, прощаясь, чмокнула меня в щеку. Вбежав во двор, Раиса еще раз оглянулась и крикнула:

— Не забудь, завтра вечером мы ждем тебя!

...Прошло три дня, но Игорь Таманов все еще не кончил записывать свои показания. Он сидел в маленькой комнатке комендатуры и, не подымая головы, писал, писал, писал. Нетерпение подстегивало меня, но я не мешал ему. По нескольку раз в день вызывал я к себе коменданта и расспрашивал:

— Ну как он? В каком настроении? С охотой ли пишет?

Я терпеливо дожидался, пока арестованный закончит свою исповедь.

Тем временем я еще раз повидал Раису. К счастью, матери ее снова не оказалось дома. Несмотря на настоятельные советы начальника — решайся, наконец, скажи, мол, всю правду, — я опять молчал, словно набрав в рот воды.

На работу я вернулся с небольшим опозданием. Не успел я зажечь в кабинете свет, вошел оперуполномоченный и положил на стол дело о похищении ребенка, которым я интересовался. «Об исчезновении Ии Теймуразовны Курхули», — прочитал я на папке. Но мне не удалось начать чтение — зазвонил телефон. Комендант докладывал, что подследственный Таманов хочет повидаться со мной. Отложив папку, я стал дожидаться арестованного.

Таманов вошел, улыбаясь, словно после давней разлуки повстречал, наконец, старого друга. В руках он держал стопку исписанной бумаги. За эти три-четыре дня он заметно осунулся, но вид у него был далеко не грустный.

— Я задержался, но думаю, что человеку в моем положении это простительно, — проговорил он, по-домашнему устраиваясь в кресле и кладя свои записи на стол. — Думаю, теперь все в порядке. Кажется, мне удалось все вспомнить. — Он наморщил лоб, поглядел задумчиво на чернильницу и, помолчав, продолжал: — Здесь, — он кивнул на стопку бумаги, — я счел излишним давать подробный список всех совершенных мною преступлений. Это мы предоставим Саидову и Стасю...

Услышав фамилии двух дружков, я невольно нахмурился — мне вовсе не улыбалась перспектива вести с ними долгие и малопродуктивные разговоры. Игорь, догадавшись о причине моего недовольства, спокойно заверил:

— Не беспокойтесь, я велю им рассказать все. Мое слово для них закон.

— Хорошо, если так, — согласился я, успокаиваясь. — Но о чем же вы тогда здесь столько написали?

— Я попытался изложить историю своей жизни и кое-какие достопримечательные обстоятельства. Прочитайте, если понадобится что-нибудь добавить, найти меня вам будет нетрудно. Я здесь же, на первом этаже, и пока что не думаю переезжать куда бы то ни было, — он засмеялся своей шутке и без приглашения потянулся за моим портсигаром. — Пока что... А потом — посмотрим. Может быть, лучше будет перебраться отсюда куда-нибудь в иное место? — Я тоже улыбнулся, но не потому, что находил действительно смешным остроумие Таманова. Просто я хотел поддержать его настроение, убедить его, что ценю простое и неофициальное отношение к себе.

— Что ж, погляжу, — шутливо кивнул я, — может быть, ваше творение так хорошо, что его стоит передать в издательство.

— Ради бога, не делайте этого без меня, — в тон нашему разговору отвечал Игорь. — Моя книга выйдет в свет под псевдонимом, а вы его пока что не знаете... — Он засмеялся. Я тоже.

Потом я сказал:

— Напрасно вы так уверены — мне давно известен ваш псевдоним.

— Не думаю.

— Поверьте мне, дорогой Барон. — Теперь я засмеялся первым. Но напрасно я ждал, что Игорь поддержит меня. Он вздрогнул, словно его внезапно обдали холодной водой. Скулы его напряглись. Он стал растирать папиросу пальцами с такой силой, что весь табак просыпался, и у него в руках осталась одна гильза.

— Да, Барон, — проговорил он сквозь зубы и поднялся.

— Куда вы? — Я глянул на него снизу вверх, нахмурившись, чтобы выдержать его пронзительный взгляд. — Я предупреждал, что нам все известно, и вам придется с этим примириться.

— Меня это вовсе не волнует. — Игорь ладонью изо всех сил тер лицо, словно желая стряхнуть с себя страшный сон.

— Так в чем же дело?

— В том, что меня продал кто-то из своих, близких. Неужели вы могли заплатить больше, чем я? — Он помолчал. — Да, только близкий человек может знать, какой крест ты носишь на груди — православный или католический.

Я снова отметил про себя странности, проскальзывающие порой в его речи.

— Вот что волнует меня, — повторил он, беря себя в руки и загоняя злость куда-то вглубь. — Здесь, в моей исповеди, да и в показаниях Стася и Саидова будет достаточно материала для того, чтобы вздернуть меня на виселицу.

Резко повернувшись, он, не оборачиваясь, вышел из кабинета. Я молча проводил его до комендатуры.

«Я родился в 1887 году в городе Херсоне, — так начинались записи Игоря Таманова. — Мой отец, Данила Таманов, провел в этом маленьком украинском городке всего четыре или пять месяцев, но успел за это короткое время покорить сердце дочери богатого торговца шерстью Кузьмы Тарасенко — девятнадцатилетней Матрены.