– Ох, Мияна, я даже и не знаю, как начать, чтоб было всё понятно, – вздохнула она жалостливо. – Тут множество деталей важных. Сначала всё же он, наверное, меня обидел. Чуть-чуть. Потом я его, сильнее, а потом он меня, очень сильно. С утра у нас было всё замечательно. Он был милый и ласковый. Как никогда. Мы счастливы были, обнимались много. А потом. Он предложил вместе купаться и обниматься прямо в водичке. Придумал купаться одетыми, чтобы не нарушать приличий. А я, глупенькая, и согласилась. Даже обрадовалась. Обниматься в водичке, это очень романтично. Тебе, Мияна, наверное трудно всё это понять, про одежду, вы дети природы, живёте подобно зверюшкам, не зная стыда наготы. Но для тех, кто на суше, всё иначе, одежды – это очень важно для нас. Очень-очень. Для девицы добровольно обнажиться пред мужчиной, с кем она не обвенчана, – это не просто стыд, не просто позор, это полная утрата чести. Поэтому и купаться вместе нельзя. А тут он придумал одетыми. Ну вот, я обрадовалась, зашли мы в водичку, окунулись. И вдруг у него делается странным лицо, он отворачивается, и говорит, что у меня просвечивает платье. Я смотрю на себя и вижу… о боже! Оно прозрачное практически! Там, где прилипло мокрым к коже, словно и не надето ничего. А прилипло сверху оно практически везде. Плотно облегло. Мне со стыда сгореть хотелось. Он хоть и заверяет, что почти ничего не успел увидеть. Но мне не верится. Ну как там можно не увидеть, когда насквозь прозрачно? Ужас какой-то! Так стыдно. Вот я глупая, как не подумала, что столь тонкий шёлк прозрачным станет при промокании? Фей дождик не мочит, Мияна, наши платьица не намокают никогда. Я не носила ничего мокрого прежде. Но догадаться-то могла бы. Немного ошалела от всего – от счастья, от объятий, от того что романтично так. Что Рун столь ласков. Вот и не подумала. Я расстроилась сильно, когда всё это произошло. И немножко обижена была на него, что он такое мне сделал. Сказала ему идти на бережок и ждать, не оборачиваясь на меня.
– Лала, а ты думаешь, Рун нарочно это сделал? – осторожно осведомилась Мияна. – Думаешь, он знал, что станет прозрачно?
– Ах, Мияна, я ни в чём не уверена, – растерянно призналась Лала. – Вряд ли прям знал, но вдруг предполагал? Человеческие-то девушки промокают, может он уже видел подобное. Мужчина есть мужчина, как тут угадаешь, может даже убедил себя, что не будет прозрачно, а сам надеялся в глубине души. И даже если нет. Всё равно это его вина. Он это придумал. Купаться одетыми. И ещё и видел меня. Я имела право чуточку сердиться на него. Ну вот, вышел он на бережок, сел, а я… подумала, мы же не сможем ничего сейчас делать вместе, пока я платьице сняла посушить и ему смотреть на меня нельзя. И ещё стыдно было, не знала куда деться. Вот и повелела ему: «сиди и сторожи моё платьице, а я пойду с русалочками купаться». И ушла к вам. А потом оказалось, он на это обиделся страшно. И на то, что ушла. И на то, что велела сторожить платьице. Что не попросила, а повелела. А я же в шутку более, немножко на него сердилась, и знала, что всё равно не откажет посторожить, что он мой рыцарь, поэтому и приказала «сиди и сторожи», как бы журя его. Больше в шутку, чем взаправду.
– И он на это разобиделся? – удивилась Мияна.
– Страшно разобиделся. Я когда вернулась от вас, он мне такого наговорил. Разного. Дурного.
– И что он говорил?
– Опять стал упрекать, что мне нужны лишь его объятья. И потом заявил, что хотел бы поскорей со мной расстаться. Но не бросит, пока я не найду другого друга.
– Ничего себе! – только и смогла вымолвить Мияна. – Из-за такого пустяка так рассердился?
– Да, Мияна. Я уж и не знаю. Не то он чувствительный такой, что прикоснешься чуть грубей, без ласки, и всё, и ему больно. Нестерпимо. Или он просто ищет повод отделаться от меня.
– Отделаться от феи? Лала, так бывает?
– Не знаю, Мияна. Я ничего не знаю, – посетовала Лала удручённо. – Это ещё не всё. Потом он хотел мириться, звал в объятья. Я не пошла. Дважды. Теперь уж не позовёт, я думаю. Мне кажется, всё кончено меж нами.
– Как ужасно, – огорчённо посочувствовала Мияна.
Девушки замолчали, обе глядя в грустной задумчивости на водную гладь.
– Лала, расскажи мне про Руна. Какой он? – тихо поинтересовалась Мияна.
– Рун? Хороший, – разулыбалась Лала. – Простодушный. Добрый очень. Порой мне кажется, что сердце у него добрее, чем у фей. Зла нет совсем. Ко мне, по крайней мере. Не видала. Не замечала. Даже коли в ссоре мы с ним, не хочет мне дурного. Заботливый. Старается всегда не причинять мне никаких обид. В его объятиях уютно и тепло. Ещё бы сам был менее обидчив. Но это прям какая-то беда. Его, Мияна, обижали люди. Несправедливо из его деревни. Он потому привык всех сторониться. Не верит никому. Мне вроде верит. Но чуть неосторожно прикоснёшься к его душе, посмотришь на него не слишком ласково. И всё. И ему больно. И меня тоже сторониться начинает. Потом всегда оттаивал обычно. Однако ныне всё серьёзнее как будто. К тому же он меня обидел очень. Боюсь, мы не помиримся уже. Не вижу, как здесь можно помириться.