Поцелуй меня первым

Большинство все же не придирались к мелочам и даже пытались сказать что-то хорошее. «Минимализм как он есть!» – заметил мужчина средних лет и завел разговор о «переходном периоде» в своей жизни, хотя мне было неинтересно. В конце концов он спросил, может ли четырехлетняя дочка навещать его два раза в месяц по выходным. Я довела до его сведения, что это недопустимо. Затем какая-то полячка попыталась выяснить, какую музыку я люблю и так далее, пока до меня не дошло, что она устраивает смотрины мне, прикидывая, сойдемся ли мы характерами. Я четко дала ей понять, что ищу не подругу, а платежеспособного и пунктуального жильца, который редко бывает дома.

Часто я отказывала потенциальным съемщикам сама, когда понимала, что случай безнадежный. Один из них – вонючий старикан, лысую голову которого опоясывала, как кольцо Сатурна, полоска седой шевелюры, прямо заявил, что любит «полных девочек». Другой – негр с Библией в кармане пиджака: пришлось исключить и его, хотя в целом он соответствовал требованиям, не говорил ни слова, только кивал и улыбался в ответ.

В основном приходили студенты по обмену из стран Африки или Восточной Европы. Я никак не могла решить, записать плохое знание английского в плюс или в минус: приезжие будут продолжать учить язык и наверняка захотят попрактиковаться на мне. Немного поразмыслив, я все-таки решила отдавать предпочтение иностранцам: лучше, если у них нет представления о том, как у нас принято себя вести, и, возможно, они скорее примут мои собственные правила.

Как ни странно, в конце концов у меня поселился Джонти, невероятно болтливый англичанин – точнее, валлиец. Знать бы об этом раньше. Обманчивое впечатление о Джонти у меня сложилось из-за того, что за всю встречу он не проронил ни слова. Впоследствии выяснилось, что его тошнило с похмелья, и он боялся раскрыть рот. Невысокий, коренастый, с квадратными, несоразмерно широкими плечами, он заявил, что ему двадцать пять лет. Густые светлые волосы торчком и короткая куртка с капюшоном делали его гораздо моложе.

В ответ на вопрос, часто ли он отлучается из дома, Джонти кивнул. Я объяснила, что у меня сложная работа, требующая концентрации, и что я работаю по ночам, а сплю днем, и ему не стоит ждать от меня «приятельских» отношений. Он снова кивнул. Я спросила, много ли у него вещей, и он отрицательно помотал головой. Квартира ему понравилась. Одноместная кровать его устраивала. «Мне с девушками не везет», – единственное, что он сказал во время первого визита. Отсутствие штор и мебели его не смущало. И внезапно я решила – пусть остается. Встречаться с чужими людьми было невмоготу, отнимало много времени, да и деньги закончились.

Из всех поставленных условий Джонти выполнил только одно: приехал с единственной спортивной сумкой. В тот же день выяснилось, что он чрезвычайно разговорчив. Растянувшись на диване, он тут же выложил все о себе. Так я узнала, что он из Кардиффа, где успешно работал в отделе продаж «Америкэн экспресс», пока не решил все бросить и уехать в Лондон учиться на актера. Джонти целый час рассказывал про свой «момент истины»: как-то раз, убеждая клиентку приобрести очередную кредитную карту, он вдруг понял, что занимается чепухой и должен «идти за мечтой, и все в таком духе». Он записался в театральную школу на Кингс-Кросс и рассчитывает за год достичь своей цели – на дольше его сбережений не хватит.

Ему зачем-то требовалось ставить меня в известность обо всех своих планах и похождениях. В первый же вечер он постучал в дверь гостиной и сообщил, что выйдет «осмотреться». Я откликнулась, что в Ротерхите нечего осматривать. Он вернулся через несколько часов. Едва я вышла из гостиной и направилась в туалет, дверь спальни распахнулась, и Джонти принялся описывать свои приключения. «Что ж ты сразу не сказала, что тут река в двух шагах!» – восторженно начал он. Не успела я ответить, что первый раз об этом слышу, как он уже болтал про какой-то «невероятно древний» паб под вывеской «Пчелиная матка» на соседней улице, где – цитирую – «тусуются реально кондовые чуваки». Его даже угостили традиционными маринованными яйцами из бутыли, водруженной на краю барной стойки. Я никогда не «осматривалась» дальше чем «Теско экстра», но смолчала, чтобы не продолжать этот изнурительный разговор.

Джонти заболтает кого угодно. Любое слово, сказанное в ответ, даже равнодушно вежливое «да-да», только подливает масла в огонь. Так что я кивала головой, не говоря ни слова, когда он, возвратившись из своих странствий по Лондону, принимался рассказывать, как наткнулся на лавку таксидермиста в Ислингтоне или купался в открытом бассейне в Броквелл-парк. Хотя Джонти и утверждал, что знакомых в Лондоне у него нет, он быстро обзавелся друзьями. Как-то вечером, всего через несколько недель после переезда, новые приятели-театралы запихали его в урну и с грохотом прокатили по Примроуз-Хилл. В знак дружеской привязанности, должно быть.