Поцелуй меня сейчас

– Все верно, – подтвердил Камасаки, присев на подлокотник дивана. – Деньги были списаны примерно за пять часов до того, как его нашли. Куда они были переведены или кем, я не могу сказать. Но день был запоминающийся, так что, мне кажется, это немаловажная деталь.

– Но примерный список ведь можно составить? – прорычал Дориан. – Не так уж много людей имеют доступ к этому счету.

– На самом деле, доступ к нему имеет немало народу. Ведь счет просто передается от одного казначея к другому. От одного президента к другому. У них у всех сохранется доступ. Включая директора Бертона, но я не думаю, что это он вывел средства. Да и вообще странно, что я не вижу, кто произвел списание. Отображается только адрес в Швейцарии. Я продолжаю расследование, но боюсь, что нас действительно обокрали.

Декстер становился все бледнее. Эзрик сунул ему в руку стакан с напитком, который тот тут же выпил залпом.

– Что же нам теперь делать? – спросил он.

Все молчали. Камасаки вздохнул и снова поправил очки.

– Я уже привлек к расследованию людей, которые работают на мою семью. И сам пытаюсь отследить сделку.

– Что… Что именно это означает? – спросила я, глядя на собравшихся членов совета.

Повисло неловкое молчание. От Брэмстона, Уорема и Грансмура ответа было ждать бессмысленно – все трое просто слушали с потрясенными лицами. Камасаки поджал губы, а Дориан и Эзрик переглянулись. Я как раз собралась повторить свой вопрос, когда Декстер откашлялся и мрачно посмотрел на меня.

– Это означает, что мы практически разорены. Со счета пропали все средства, речь идет о многомиллионном ущербе. Бертон меня четвертует!

В ногах у меня неприятно покалывало. Я сменила позу и сделала еще один глоток бурбона.

– А может, – нерешительно начала я, жуя кубик льда, – смерть Хейлшема быть как-то связана с пропажей денег?

Декстер поджал губы, а Камасаки склонил голову, словно обдумывая мой вопрос.

– В его личном деле ничего необычного не нашлось. Титула у него нет, в «Бертоне» он сам никогда не учился, в городе у него своя квартира. К школьному совету никакого интереса не проявлял, не в пример другим учителям. Не представляю, откуда он мог получить данные о счете и что планировал делать с деньгами.

– Может быть, ему надоело жить на учительскую зарплату, и он решил обеспечить себе безоблачную жизнь на Мальдивах? – предположила я.

– Возможно. Но тогда я скорее всего смог бы отследить транзакцию, – возразил Камасаки. – И как с этим вяжется самоубийство?

– Может, его туалетный дух прикончил? – Дориан насмешливо пожал плечами. – Покарал.

Декстер бросил на него строгий взгляд.

– В любом случае эта история дискредитирует школу. Самоубийство – это трагедия, а убийство – это катастрофа.

– Но исключать его нельзя, – отметила я. – Ведь если Хейлшем действительно имел какое-то отношение к деньгам и при этом оказался убит, значит, в этом замешан кто-то еще.

Не знаю, почему, но все глаза одновременно устремились на Дориана. Он раздраженно моргнул.

– Что вы на меня смотрите? Меня от одного вида крови тошнит!

– Крови там не было, только веревка, – возразила я.

Дориан показал мне средний палец.

– Хватит, – вмешался Декстер, взъерошив себе волосы.

– Завтра поговорю об этом с Бертоном. На необходимое вытащим деньги из него. Остальное подождет. – Он огляделся. – А теперь давайте праздновать пополнение в наших рядах!

– Слушаюсь и повинуюсь, – крикнул Эзрик, снова исчезая за барной стойкой, и остальные одобрительно загалдели.

Дориан подался вперед и посмотрел на меня сверкающими глазами.

– Давайте посмотрим, как много ты в состоянии выпить.

Кингсли

– Как думаешь, что они там делают? Все-таки ты тут чаще бываешь и многое видишь. Зачем они ходят в склеп? – спросил я, откусывая бутерброд, который предусмотрительно стащил из кухни.

Арахисовое масло вылезало по краям. Мраморный ангел продолжал молчать, удерживая в руке пакетик с чипсами и глядя в пустоту.

– Остроумно. Может, мне Йосеф расскажет. – Я кивнул на соседнее надгробие, под которым был погребен некий Йосеф Толлштейн. Директор «Бертона» почти век тому назад. Я проглотил последний кусочек бутерброда и вздохнул. – В этой школе все-таки все сумасшедшие.

Я достал телефон и напряженно уставился на него. Было почти четыре часа утра. А это значит, что я уже битых четыре часа сижу на этом гребаном кладбище и жду, когда принцесса Новой Шотландии снова выпорхнет из склепа. Вот уж событие так событие. Поколебавшись с минуту, я все-таки набрал номер, надеясь, что мне не оторвут за это голову.

– Что? – донесся из трубки раздраженный заспанный голос.

– Ван Клеммт, – сказал я, упершись подбородком в ладонь. – Ты случайно не знаешь местное кладбище?

Ворчание стихло, и в трубке тихо зашуршало.

– Знаю. Что случилось?

– Ева уже который час торчит в склепе с этими идиотами из совета. Есть повод беспокоиться?

Алекс засмеялся, и я услышал, как он… справляет нужду?

– Эй, ты там отливаешь, что ли?