Поцелуй меня сейчас

– Я едва знал Закари, – тихо сказал он. – И, честно говоря, большую часть времени ненавидел его за то, что он бросил нас. Ради твоей семьи. Ради тебя. Всю жизнь гадал, почему нас ему оказалось недостаточно. Хотя в голове, конечно, понимал, что с мамой ему было жить непросто. Я люблю ее, но отношений с ней тоже бы не хотел, а их и так слишком многое разделяло, чтобы удержаться вместе. Мой отец был канадцем до мозга костей, но он попытался жить с нами. Действительно попытался. Правда, мне всегда казалось, что попытался недостаточно. Но, в конце концов, я сам решил не поддерживать с ним отношения. Я сам увеличил пропасть между нами. А когда приехал в Канаду, то намеревался ненавидеть там все: начиная, конечно, с тех людей, ради которых он нас бросил.

Он моргнул, и капля упала с его ресниц.

– Но потом ты упала на меня, помнишь? Когда я пытался сбежать. А потом выяснилось, что ты принцесса, и я хотел возненавидеть тебя всеми фибрами своей души. А потом вдруг тот случай, и мы с тобой оказались совершенно беспомощными. Я такого никогда прежде не испытывал. Ни до, ни после. Больше всего мне тогда хотелось вернуться к своей обычной жизни, но я просто не мог уехать. Даже когда мне запретили видеться с тобой, я не мог тебя просто так оставить. Как влюбленный дурак, бродил по территории твоего замка, околачивался под кленом в надежде хоть разок увидеть тебя. Просто чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Не раз я собирался уехать обратно в Нью-Йорк, но я просто не мог этого сделать. Потому что хотел узнать тебя получше. Хотел проводить с тобой время. Хоть и знал, что это ни к чему не приведет. Просто не может ни к чему привести.

Вздохнув, он провел рукой по волосам.

– Думаю, мне и надо было тогда уехать – в итоге ничего, кроме боли, это не принесло. И мне очень жаль. Прости меня. Я не допущу, чтобы подобное повторилось, и как бы сильно я ни хотел быть близок к тебе, я знаю, что лучше этого не делать. Я здесь, чтобы защитить тебя, но я смогу сделать это только в том случае, если не потеряюсь в том, что происходит между нами. Как тогда.

Наши взгляды встретились. Окутанные густым паром, мы как будто оказались в другом мире. Смысл сказанных им слов медленно доходил до меня.

– Я думала, ты меня ненавидишь, – сказал я.

– Тогда так и было. – Кингсли сжал губы и глубоко вздохнул. – Мой отец отдал за тебя свою жизнь, и тогда я был бесконечно зол. Потому что его последняя мысль была о тебе и твоей безопасности. Закари отдал свою жизнь за тебя, и я не мог принять этого его решения. От злости, по глупости. Теперь же единственное, чем я могу загладить свою вину, это защитить человека, за которого мой отец отдал свою жизнь.

Он поднял глаза, и в них было столько отчаянья, что у меня сжалось сердце.

– Знаешь, – продолжал он, – какая-то часть меня рада, что тогда умер он, а не ты. И я ненавижу себя за это, и тем не менее я каждый день благодарен за то, что ты жива. Что с тобой все в порядке. Мысли о тебе рвут меня на куски, но перестать думать о тебе я не могу. Конечно, ты вольна отослать меня прочь, и я больше не стану противиться твоим желаниям. Но я надеюсь, что ты дашь мне шанс все исправить. Если хочешь, я не буду с тобой разговаривать. Буду тише воды, ниже травы. Буду просто незаметно присматривать за тобой. А через три месяца уеду, и уже больше никогда тебя не потревожу, если ты этого не захочешь.

Его голос звучал необычно серьезно, настолько серьезно, что я не знала, что сказать. Я была совершенно ошеломлена.

– Прости меня, Эванджелина, – и, когда я ничего не ответила, добавил еще тише: – За все.

Я в самом деле не проронила ни слова. В груди горело. Это полыхало мое разбитое сердце. Вина, которую я носила с собой в течение двух лет. Его отказ. Ведь так и было: извинение, предложение и… отказ. Шмыгнув носом, я тихо рассмеялась.

– Я с тобой впервые поцеловалась, – прошептала я, и мускул на подбородке Кингсли дернулся. – Я знаю, для тебя это, наверное, ничего не значит…

Фраза оборвалась у меня на губах.

Кингсли нежно прислонился своим лбом к моему. Не может прикосновение человека, которого не видел почти два года, успокаивать настолько, быть настолько знакомым. И все же именно так я это ощущала. Что со мной? У меня на глазах снова выступили слезы.

– Я никогда не говорил, что это для меня это ничего не значит, – нежно прошептал Кингсли. – Я только сказал, что это не должно повториться. Ты всегда была…

– Нет! – перебила я его. – Не надо. Что бы ты сейчас ни сказал, просто позволь мне все переварить и осознать. Мне это нужно. Но я все же хочу извиниться. В последний раз… – Дрожа, я наклонила голову и уставилась на его кеды. – Мне бесконечно жаль, что твой отец умер. Но я никогда не забуду того, что он для меня сделал. Потому что, если бы не он, я была бы мертва. Эту вину я никогда не смогу загладить.

– Ева, – выдавил Кингсли.

Я подняла взгляд. Его глаза блестели, но я не знала: пар ли это, слезы или игра моего воображения.