Поцелуй обмана

Она всегда отмахивалась от расспросов, утверждая, например, что просто издалека услышала конский топот – но я тогда была уверена, что все это проявления дара. Я видела ее лицо. Мама видела события раньше, чем они случались, или узнавала, что происходит где-то далеко – как в тот день, когда умер ее отец. Она тогда провела целый день в слезах у себя в комнате, а гонец с известием о гибели отца добрался до нас лишь через две недели. Но то было давно, а в последние годы ничего подобного не случалось.

– Пусть не видение, все равно это может быть дар, – заговорила Паулина. – Знать можно по-разному.

У меня по спине пробежал холодок.

– Как ты сказала?

Она повторила свои слова, почти дословно совпадающие с тем, что утром я услышала от жреца. Видно, на лице у меня отразилось смятение, потому что Паулина засмеялась.

– Лия, не переживай! Это у меня открылся дар видения! А не у тебя! И знаешь, у меня как раз видение – прямо сейчас! – Она вскочила на ноги и приложила руки ко лбу, изображая транс. – Я вижу женщину. Красивую старую женщину в новом платье. Ее руки уперлись в бока. Губы ее плотно сжаты. Она устала ждать. У нее…

Я округлила глаза.

– И я вижу! Она стоит у меня за спиной, не так ли?

– Да уж, стою, – сказала Берди.

Обернувшись, я увидела, что она стоит в дверях таверны, в точности, как описала Паулина.

– Старая? – переспросила Берди.

– Почтенная, – поправилась Паулина и чмокнула ее в щеку.

– Ну, подружки, готовы?

О, я была готова. Этого вечера я ждала всю неделю.

Радостно стрекотали кузнечики, приветствуя закат. Тонкие полоски нежно-розовых и сиреневых облаков испещрили кобальтово-синее небо над заливом. Бронзовый серпик месяца уколол первую звезду. Волшебно красив был в тот вечер Терравин.

Тихий воздух хранил дневное тепло. Все дышало покоем. Мы подошли к главной дороге, и над головами у нас замерцали бумажные фонарики. А потом, словно недостаточно было красоты вокруг, зазвучала песнь.

Такого пения молитв я не слыхала никогда прежде. Поминания раздавались отовсюду. Голоса разделялись, сплетались, соединялись в хор, слаженный и гармоничный. Пели в разном ритме, слова не совпадали, голоса взмывали и затихали, мелодия струилась, набегала волнами, истинная, пронзительная до боли.

– Лия, да ты плачешь, – прошептала Паулина.

Разве? Я потрогала щеку, мокрую от слез. Это был не плач, а что-то совсем другое. На подходе к городу голос Берди, глубокий и проникновенный, все чаще сбивался с песни на приветствия, поминовения растворялись в дне сегодняшнем.

Кузнец и медник, рыбаки и приказчики из лавок, портниха, мыловар, напомнивший, чтобы Берди забежала познакомиться с новыми образчиками – все наперебой здоровались, а вскоре кто-то и вовсе утащил Берди от нас.

Мы с Паулиной наблюдали, как готовятся к выступлению музыканты. Они поставили стулья, разложили на них инструменты – зитар, фиолу и барабан-дарбуку, а сами пошли закусить перед тем, как начать играть. Паулине захотелось маринованных яиц, и она побежала их искать, а я подошла к инструментам, чтобы лучше рассмотреть зитар. Он был сделан из вишневого дерева со вставками беленого дуба. Темно-красное дерево протерлось в тех местах, где инструмента годами касались руки музыканта.

Присев, я дернула струну. Низкий вибрирующий звук проник мне в душу. Изредка мать и ее сестры втроем играли на зитарах, их игра завораживала, а мама пела без слов, и ее звенящий голос казался мне голосом ангела, взирающего на сотворение мира. В такие мгновения жизнь в цитадели замирала, время будто останавливалось. Эта магия действовала даже на отца. Он слушал издалека, прячась на верхней галерее. То была музыка маминой родины, и меня всегда мучил вопрос – что заставило ее пожертвовать домом ради того, чтобы стать королевой Морригана? Ее сестры приехали двумя годами позже, чтобы быть с ней, но что еще оставила она в родном краю? Может, отец, слушая и наблюдая за ней украдкой, задавал себе те же вопросы.

Народ все подходил, чтобы поучаствовать в вечернем праздновании, разговоры и смех сливались в умиротворяющий гул. Торжество началось, музыканты заняли свои места, и воздух наполнили веселые мелодии, но чего-то недоставало.

Я пробралась к Паулине.

– Ты его не видела?

– Не волнуйся, он где-то здесь. – Паулина хотела увести меня любоваться плавающими свечами в фонтане на площади, но я отказалась, только пообещала, что присоединюсь позже.

Встав в тени около аптеки, я смотрела на руки музыканта, игравшего на зитаре. Они порхали над струнами, перебирали их – сами эти движения казались колдовским танцем. Мне вдруг стало жаль, что в свое время мать не обучила меня игре на этом инструменте. Я хотела подойти поближе, но меня остановила рука, взявшая меня за талию. Он здесь. Мне стало жарко от волнения, я обернулась – но это оказался не Рейф.

Я подавила разочарованный вздох.

– Каден.

– Я не хотел тебя напугать. – Он оглядел меня с головы до ног. – Ты сегодня просто ослепительна.

Смутившись, я потупила глаза, меня кольнула вина за то, что накануне своим поведением могла дать ему надежду.

– Спасибо.