— Не то, как я хочу. А как правильно. Лешей, мой зам, предложил это еще несколько дней тому назад. И я отказал, зная, что ты не согласишься. Но он был прав, Кира. И рисковать не стоит, только из-за твоей гордости.
— Гордости? — задыхается она от возмущения. — А ничего, что вы в сто раз больше внимания ко мне привлечёте? И что потом? Что будет, когда…
— Когда что?
Смотрит Роман на девушку свысока, с блеском противоречий в зеленых глазах. Она бы все на свете отдала, чтобы узнать о чем же он думает в этот момент.
— Ничего, — на одном выдохе. Глаза уже так и закрываются от усталости. Рукам найти место невозможно. — Отвези меня домой, пожалуйста. Или вызови такси, я оставила сумку… там.
Кира не собирается еще сегодня унижаться, и дальше спорить и доказывать. Никаких обещаний он ей не давал. И она ему.
Ну и правильно, что не давала.
Только ей теперь свою жизнь настраивать под его мелодию.
Мелодию, блин.
Бой барабанов, скорее.
И все равно… над ребрами невольно расширяется пропасть одиночества, предчувствие потери ощущается на языке желчью.
Карелин, видимо, неподвижно смотрит на нее некоторое время, но Кира фокусируется на мельтешении мотыльков и букашек под лучами уличного фонаря за окном. Есть в этом что-завораживающее.
Можно смотреть до бесконечности, как они роем носятся круг за кругом, по одному и тому же пути.
— Твоя сумка у меня. И я отвезу тебя. Нас. Как, черт побери, может быть иначе.
Рука на плече оседает грузно, но с осторожностью, и впервые с момента знакомства Кира улавливает очевидную неуверенность в Романе.
Возможно, он боится, что она его прямо сейчас оттолкнет.
Нервно сглатывая, Кира прислоняется к его грудине, устраиваясь прямо под горлом.
Он тут же закидывает руку дальше на хрупкое плечо, чтобы теперь удерживать девушку таким образом. Проводит большим пальцем по краешку ее рта.
— Поговорим завтра подробнее, — низкий голос вибрирует близко к ее лицу, — не вздумай переживать.
Свет больничных коридоров кажется чрезмерно ярким, безжалостно холодным, и Кира рада наконец-то выйти на улицу. До машины топать недалеко, но каждый шаг дается как поднятие на Эверест. Карелин не отпускает ее плечо ни на мгновение, и это помогает.
Даже лень разбирать какие там несколько слов он говорит Кириллу перед тем, как сесть в водительское кресло.
Кира замечает не сразу, что руль не закреплен на месте ровно и, видимо, был поломан.
— Доедем до квартиры как-нибудь, — комментирует Роман.
От усталости глаза упрямо не закрываются, и мелькающие за стеклом огни ночного города напоминают ей парк аттракционов.
А они с Романом здесь, вдвоем внутри тачки, со сломанным рулем. С адреналиновым послевкусием, в ожидании следующей смертельной горки.
Одной рукой Карелин поглаживает ее коленко, и она лениво следит как большой палец обводит чашечку раз за разом.
— Пете не говори. Я потом сама расскажу, если Ксюша еще не написала.
В квартире она намеревается сразу заглянуть в комнату брата — проверить дома ли он и все ли в порядке — но Рома толкает девушку к их спальне и говорит, что проверит сам.
Кира заваливается на кровать прямо в платье, даже не умывшись и не помыв руки. И абсолютно все равно, что о ней подумает Карелин.
С места не сдвинется и будет спать так.
Сквозь беспокойную дрему она улавливает момент, когда он укладывается рядом.
И поворачивается к мужчине лицом.
Как только он притягивает ее за бедро к себе поближе, Кира заставляет губы шевелиться:
— Пообещай мне, что не убьешь их.
Она вслепую, на ощупь всовывает свою ладонь в его, и мозолистые пальцы прячут тонкую руку у мерно бьющегося сердца.
— Если бы ты спросила, собираюсь ли я их убивать, — вполголоса говорит Карелин, — то я бы ответил, что не собираюсь.
Но она уже спит.
Глава 14
Утро не предвещает ничего плохого — только потому что худшее случается, как только начинается само утро.
Проснувшись на рассвете, Кира и Роман минуту-другую воркуют, уткнувшись друг другу в лицо. Для отвлечения и сглаживания вчерашней ссоры он обсуждает их планы на Рим, а она задает вопросы.
От обволакивающего тепла поглаживания бедра он переходит к стягиванию платья, и Кира приподнимается для удобства.
Слегка нависая над мужчиной, Кира скребет ногтями жесткие волосы на затылке, а затем убаюкивает его голову растопыренными ладонями.
В тишине еще сырого рассвета шорохи оглушительно откровенны.
Приходится дрессировать легкие — Рома бродит губами по залившейся краской шее и настойчиво спускается ниже и ниже.
Поцелуй в волосы, мазок ногтями по необъятному плечу. Кира сжимает ноги, надеясь, что ненасытные уста сейчас успокоят лаской ноющие грудки… но этого не случается.
Замерший под ней Карелин не моргает и, кажется, вмиг каменеет будто и впрямь в статую превращается.
Кира подается назад и снова приподнимается, чтобы получше рассмотреть мужчину.
Рука сковывает ее запястье, с хлопком по коже, словно щелчком захлопнулись наручники.
— Рома, что так…
Она осматривает саму себя, чтобы понять куда это он так глядит.